Дональд Калшед - Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

Одна из тайн психики, открывающихся нам в нашей работе с травмами, – почему неведомый создатель сновидений в бессознательном одаряет нас своим исцеляющим присутствием через сокровенные особенности наших травматических ран? Трансцендентное измерение целостности, кажется, проникает в нас именно через то, что является глубоко личным, особенно через те места разломов, где непрерывность нашей жизни была нарушена и не была опосредована межличностной поддержкой.

Именно там, где во внутреннем мире прошел разлом, мы можем получить в дар переживание целостности. Но если это произойдет, нам придется позволить себе заново оказаться в местах, где мы были разбиты, которые теперь окружены терновником защит – например, мужчин в черном, которые кричат нам: «Входа нет! Запрещено! Никогда больше не открывать!» – и стреляют в нас отравленными дротиками, если мы все-таки пытаемся это сделать. Иногда наше мужество подводит нас, и мы не отказываемся от того, чтобы вступить в область этих переживаний. Тогда жизненные трагедии продолжаются, чтобы вновь вынудить нас открыться, позволяя мельком увидеть свою утраченную целостность, как бы мы ни были амбивалентны по отношению к ней. Иногда с особым компаньоном, другом, аналитиком благодаря искусству или поэзии, которые могут привести нас к более высокому уровню осознанности, мы можем, подобно Синтии, открыть то, что было закрыто, и это больше уже не закроется. Тогда мы можем быть одарены присутствием Ангела или Сновидения.

Пациентка постепенно освобождалась от своих шизоидных защит, действовавших на протяжении всей ее жизни. Подобно вылупившемуся птенцу, она высунула свою голову из скорлупы, в которой так долго жила. Однажды она с опаской спросила: « Где же я была все это время? » Этот вопрос привел меня к некоторым любопытным размышлениям относительно природы внутреннего мира и особенно о том, что в нем происходит после ранней психической травмы с последующим защитным расщеплением Эго. Чем же является внутренний мир – тюрьмой или священным убежищем, а может, и тем, и другим?

В книге «Внутренний мир травмы» я сделал акцент на тиранических, насильственных «присутствиях» в системе самосохранения и показал, что под их присмотром внутренний мир становится преследующим и негативным, пока не появятся благоприятные жизненные обстоятельства или не будет оказана терапевтическая помощь (Kalsched, 1996). Негативизм и деструктивность, которые берут верх во внутреннем мире, видимо, являются результатом естественной агрессии ребенка, которую он не мог выразить вовне или переработать с помощью своих объектов любви. Вместо этого, как показал Фейрберн, агрессия перенаправляется вовнутрь, где становится энергией диссоциации и расщепления (Fairbairn, 1981: 115).

Невинный и творческий «ребенок», обитавший во внутреннем мире до травмы, оказывается под сильным гнетом, погребенным или заточенным в бессознательном, он больше не принимает участия в последующем развитии Эго (потеря души). И, что еще хуже, эта зависимая, регрессировавшая и уязвимая часть личности, теперь скрывающаяся в соматическом бессознательном, подвергается дальнейшим нападениям со стороны преждевременно повзрослевшего, ложного или «прогрессировавшего я» , как правило, отождествляющегося с разумом. Отсюда берет начало архетипическая тема, которую мы рассматривали в главе 2: ребенок под угрозой смерти – изгнанный, «брошенный на произвол судьбы» или отверженный.

В этой главе мы рассмотрим взгляды некоторых теоретиков психоанализа на внутренний мир и их оценки того, что им там открывается. Когда в 1996 году я писал книгу «Внутренний мир травмы», мне был неизвестен вклад этих теоретиков в психо-духовное понимание травмы, за исключением Фейрберна. Разделы этой главы резюмируют труды некоторых теоретиков, имеющие отношение к предпринятому мной исследованию, и дополняют мои собственные мысли по этой теме. Как мы увидим, у всех аналитиков, работы которых мы здесь рассматриваем, есть собственная особенная установка по отношению к природе и функционированию нашей внутренней жизни. Некоторые рассматривают главным образом необходимые человеку защитные функции внутреннего мира. Для других главным в нашем внутреннем мире является его способность быть истоком нашего творчества. Они видят именно в нем источник нашей личностной аутентичности. Фейрберн и Гротштейн склонны считать сновидения главным способом отображения нашего внутреннего ландшафта. Работы этих аналитиков оказали заметное влияние на мой способ формулирования мыслей о травме и системе самосохранения. Теоретики, работы которых мы будем здесь рассматривать, предлагают нам широкое разнообразие подходов, из которых следуют разные ответы на вопрос моей пациентки о том, где же она была все это время.

Новаторские работы Фейрберна, недооцененного гения, положили начало нашему пониманию внутреннего мира и его «шизоидной динамики». Он составил свою карту различных частей я на основе сновидений нескольких пациентов (см.: Fairbairn, 1981: 98–112, 216–222). У одной пациентки с ранней травмой в связи с врожденной аномалией гениталий была серия ярких сновидений, которые она назвала просто «сны о положении дел» (Fairbairn, 1981: 99, 197–222). В этих сновидениях постоянно присутствовали два персонифицированных образа (1) «мальчик-озорник», которого пациентка ощущала как свою мятежную детскую часть, и (2) «критиканша», которая, как правило, была «серьезной, суровой пуританкой, агрессивной женщиной средних лет». (Fairbairn, 1981: 216). Была еще и третья фигура – наблюдающее Эго пациентки, которое иногда было на стороне озорника, а иногда – на стороне критиканши.

Фейрберн соотнес эти фигуры с фрейдовской тройной структурой психики: Ид, Эго и Супер-Эго. Однако в сновидениях этой пациентки стала появляться четвертая фигура, которую она описывала как «маленькую девочку» (Fairbairn, 1981: 217). Видимо, эта фигура представляла собой невинное природное дитя, которым пациентке никогда не позволяли быть в ее реальном детстве. И, наконец, появилась пятая фигура, названная пациенткой Фейрберна «мученицей».

На основании этих «снов о положении дел» Фейрберн пришел к выводу, что персонификации в сновидениях отражают актуально существующие эндопсихические ситуации и структуры, которые следует рассматривать как типичные: