Поль Кюглер - Алхимия дискурса. Образ, звук и психическое

Можно ли эти выводы, относящиеся к речевым навыкам отдельных людей, отнести к языку в целом? Содержит ли наш язык автономные группы ассоциаций, связанных фонетически и укорененных в архетипическом образе? Для получения ответа на этот вопрос обратимся к рассмотрению той роли, которую язык играет в формировании сновидений.

В работе Толкование сновидений Фрейд описывает следующее сновидение одной из своих пациенток:

Она спускалась с высоты, пробираясь среди странных частоколов или заборов… В руке она держала большую ветку, похожую на дерево, усеянную красными цветами. Представлялось, что это вишня в цвету; но цветы имели сходство с пышными камелиями…. Когда она спустилась, нижние цветы почти увяли…. В саду стоял молодой человек (незнакомец); она подошла к нему, чтобы спросить, как можно пересадить такую ветку в свой сад. Он обнял ее, и тогда она спросила, что он себе думает, не считает ли он, что ее можно обнимать подобным образом. Он ответил, что это дозволено. [17]

Фрейд описывает сон как биографический. Розовые цветы на ветке и увядшие цветы истолковываются как символическое указание на ее сексуальную невинность и страх перед насилием. Фрейд объясняет, что цветущая ветвь (тут следует вспомнить выражения «девичьи цветы», «the Maiden» s Blossoms» из стихотворения Гете «Предательство девицы») символизирует как сексуальную невинность, так и ее противоположность. Этот сон, выражающий ее радость оттого, что ей удалось пройти по жизни, сохранив сексуальную невинность, позволяет увидеть в некоторых его моментах (например, в увядающих цветах) противоположный ряд идей – страх перед пробуждающейся в ней сексуальностью. По Фрейду, значимость толкования заключается в бессознательной ассоциации между насилием и цветами, красными и увядшими. [18]

В 1914 году Фрейд добавил к шестой главе, озаглавленной «Толкование сновидений», короткий раздел, носящий название «Проблема символизма в сновидениях нормальных людей». В нем он анализирует следующий отрывок из сновидения, который иллюстрирует бессознательную тенденцию ассоциировать утрату девственности с образами цветов. Сон был рассказан женщиной, сдержанной на вид, которая было помолвлена с женихом, но отложила на неопределенный срок церемонию бракосочетания.

Я ставлю в центре стола цветы ко дню рождения [19]

На вопрос Фрейда, что это были за цветы, она ответила: «дорогие цветы; за них пришлось много заплатить…. ландыши, фиалки, гвоздики». [20] Затем женщине предложили дать ассоциации к слову фиалки (violets). «В сновидении использовалось случайное сходство между словами violet и violate (насиловать)… чтобы на языке цветов выразить мысли сновидицы, касающиеся насилия…. Это прекрасный пример словесных мостов , по которым проходят пути, ведущие в бессознательное». [21] Фрейд узнает не только ассоциации страхов сновидца перед насилием, связанные с образами цветов, но и наличие тенденции бессознательного конструировать образы в соответствии с фонетическими структурами.

Признавая наличие в бессознательном смысловых ассоциаций между словами violation и flowers , Фрейд считает сходство между звучанием слов violate и violet чисто случайным , то есть произвольным. Фрейд повторно высказывает мнение о произвольном характере связи между звуковыми ассоциациями слов Totem и Taboo , отмечая, что дети «никогда не готовы признать бессмысленным сходство между двумя словами; они настаивают на том, что если два названия имеют сходное звучание, то это означает существование между ними некоей глубинной близости». [22] В процессе проведения нами дальнейшего анализа связи между психическим образом и звучанием мы подвергнем сомнению суждение Фрейда, согласно которому фонетическое сходство между словами не несет на себе смысловой нагрузки и не имеет иной «глубинной точки согласия», помимо выполнения роли «ключевого слова» или «узловой точки».

Как показали эксперименты с ассоциативным тестированием, проведенные в Бургхольцли, в создании симптомов и сновидений важная роль принадлежит фонетике. Особенно заметно эта роль выступает в сновидении одной студентки, которое описал Теодор Тасс-Тинеманн.

Со своим другом она отправилась на молодежный бал. Друг принес ей гвоздику . Она была очень довольна, пребывала в прекрасном настроении. На ней было прекрасное белое вечернее платье. Вместе они весело вошли в танцевальный зал. Они привлекали всеобщее внимание, но к своему ужасу она заметила, что из гвоздики каплями стекает кровь. Цветы кровоточили. В ужасе она вышла из зала. Проснулась с сильным сердцебиением. (Курсив мой)[23]

В этом сновидении осознанная девственность женщины («красивое белое вечернее платье») вновь находит свое выражение через образ цветов. Сначала предположение Фрейда, согласно которому образ цветов символически связан с насилием, может показаться странным, однако при ближайшем рассмотрении сопряженных с этим понятием слов мы обнаруживаем, что такие ассоциации близки нам, например, утрата девственности называется «дефлорацией»; в латыни слово deflorationem означает «срывание цветов». Не вызывает удивления фраза Шекспира: «Бледный девичий цветок закровоточил». [24] Можно было бы сказать, что это сказано чисто фигурально, но в этом-то и заключается суть. Язык всегда используется для буквальных (дословных) и фигуральных описаний. В то время, как на уровне осознаваемой нами объективной реальности слова «цветы» и «женские гениталии» имеют совершенно различное значение, рассмотрев скрытый архетипический смысл обеих идей, мы обнаружим в языке скрытую ассоциацию между словами «цветы» и «насилие» над «женскими гениталиями». Во-первых, с помощью архетипического образа, соединяющего оба смысла на фонетическом уровне, мы обнаружим, что одно значение, «насилие», связано с другим значением, «цветок». По этой причине звуковой рисунок, обозначающий понятие «цветок», не стоит обособленно; это не изолированный образ, он соединяется с другими словами посредством фонетических ассоциаций. Он принадлежит комплексу ассоциаций, который фонетически относится к одному и тому же вымышленному образу . Как показали эксперименты со словесными ассоциациями, язык бессознательного представляет собой систему множественных перекрестных связей: одно слово представляет только малую часть сложного ассоциативного комплекса; поэтому он никогда не может быть правильно понят, если слово будет взято в отдельности; это может произойти только в группе слов, составляющих целостный лингвистический комплекс.