Кристина Гроф - Жажда целостности. Наркомания и духовный путь

Во время таких церемоний участники выбирают страдание в качестве врат к преображению. И хотя у детей, которых оскорбляли и травмировали, нет подобного выбора, я уверена, что и у них существует похожий механизм. Я не хочу сказать, что благодаря возможности проблеска чего-то мистического в травмирующем событии происходит нечто положительное и желаемое, а также, в отличие от некоторых, не утверждаю, что инцест, явление – жестокое и оскорбительное, служит ребенку переживанием посвящения. Сопоставляя примеры заключенных и обряды с мучением детей, я намереваюсь воскресить чувство изумления и благоговения перед той мудрой силой, которая есть внутри каждого из нас, – она в условиях разрухи и страданий способна автоматически давать нам поддержку.

Уходят в сторону, чтобы защитить себя, не только жертвы инцеста. Это также происходит с детьми, пережившими любую травму, будь то словесное или физическое оскорбление, оскорбление чувств, а также несчастный случай, война или голод. Переживает ребенок серьезную травму или более мягкое оскорбление, механизм разобщения срабатывает одинаково. Как только мы его осваиваем, мы приучаемся использовать его регулярно. Мы обнаруживаем, что способны проверять, не грозят ли нам в существующей реальности страдания. Мы стараемся отсутствовать, когда социальное или сексуальное взаимодействие оказывается затруднительным, когда в разговорах содержится неприятная для нас информация, когда мы посещаем места, в которых не хотим быть.

Давайте посмотрим на ребенка, в школьной ведомости которого написано: «Синтия – хорошая ученица, но она могла бы быть еще лучше, если бы подолгу не смотрела в окно». Мой вопрос – когда этот ребенок научился разобщению и почему? Что можно сказать о ситуации, которая побуждает эту девочку к уходу от себя? Может быть, у нее нет должного стимула, чтобы сидеть в классе? Может быть, ее переполняет стыд по поводу того, что она не может должным образом зарекомендовать себя перед учительницей и не способна выносить боль унижений? А может быть, она закаляет себя, чтобы вынести реальность жизни дома, к которой она должна возвратиться по окончании уроков?

Не так давно мы с мужем попросили одного юриста помочь составить завещание. Сидя напротив нас за массивным столом, юрист занудно перечислял возможные варианты того, как каждый из нас может умереть. Слушая его речи, я внезапно поняла, что полностью упустила существенную часть его совета. Вместо того чтобы столкнуться с ошеломляющим фактом внезапной смерти, я автоматически убежала в некий уголок реальности. Мой некогда бывший полезным механизм выживания помешал мне тогда, когда я должна была внимательно слушать.

Между «уходом в сторону» и явлением духовного кризиса, по-видимому, существует некая связь – внезапный и зачастую драматический прорыв к мистическим и преображающим переживаниям. Я много лет интересовалась духовным кризисом: я говорила об этом, писала об этом и переживала это. Кажется, что наиболее крайние формы духовного кризиса часто проявляются у тех, у кого за плечами серьезная история оскорблений.

Такие люди живут с заниженным и пошатнувшимся представлением о себе, считая себя теми, кого постоянно оскорбляют. Их «ограниченное я» существует как шаткая структура, и посредством разобщения с ней они уже познакомились с духовной ареной. Следовательно, они – совершенные кандидаты для мощной преобразующей силы «глубинного Я». Они становятся открытыми каналами для переживаний высших сфер, но им еще негде накапливать эти переживания. Зачастую у таких людей возникают трудности с тем, как функционировать в повседневной жизни, и, к сожалению, они не всегда могут находить благожелательную и поддерживающую окружающую среду, в которой заботливые специалисты помогают им пройти через переживания и вырасти из них. Кроме того, таких людей часто неправильно понимают, вешают на них необоснованные психиатрические ярлыки и назначают ненужное лечение.

Кеннет Ринг, доктор философии, выдающийся исследователь околосмертных переживаний (ОСП), пришел к аналогичному заключению. Ринг и другие ученые обнаружили, что люди, рассказывающие об ОСП, часто описывают встречи с необычными реальностями, включая мистические состояния. В научной работе под названием «Проект Омега» Ринг вместе со своим коллегой Кристофером Дж. Роузингом использовал вопросник, который назывался «Анкета домашней обстановки» (АДО), чтобы определить связь между детскими оскорблениями, травмами и восприимчивостью к ОСП. Они обнаружили, что между этими двумя моментами существует тесная связь, и высказали мнение, что «история оскорблений и травм детства играет роль главной причины в развитии восприимчивости к ОСП». Они также признали роль разобщения в знакомстве людей с альтернативными сферами.

Люди, склонные к разобщению, часто становятся настолько отдалившимися и изолированными, что не могут наслаждаться теми дарами, которые преподносит им жизнь. Они не видят красоты мира и не понимают радостей жизни. Они также лишаются потенциала теплого общения с другими людьми и самими собой. Но есть и положительная сторона: они могут открывать для себя мистические сферы или развивать легкий доступ к духовным переживаниям, о которых многим из нас приходится лишь мечтать.

Прежде чем отойти от вопроса стратегий выживания, которые непосредственно задействуют наши духовные ресурсы, я хочу упомянуть о еще одном распространенном типе поведения: мы желаем спасти мир. Такой тип поведения больше является реакцией, чем механизмом выживания, но именно это мне приходится слышать регулярно. Многие люди, избавляющиеся от зависимостей, рассказывают о своем давнем желании спасти мир, включиться в такую деятельность, которая приносила бы справедливость, любовь и гармонию. Зачастую они, сконфуженно посмеиваясь, говорят, будто понимают, что это – проявление их претенциозности, их излишней своенравности.

Я же вижу это по-другому. Многие люди, развившие зависимости в зрелом возрасте, получили воспитание в среде, где было принято оскорблять друг друга. Но у них добрая душа, содержащая в себе резервуар доброты и сострадания. Поскольку им в детстве доводилось испытывать на себе подрывающую несовместимость с другими, они подавляли в себе внутренний голос, говорящий: «Вот он делает то-то, и он должен это прекратить! Пожалуйста, прекратите это!» Они чувствовали критическую необходимость в некой большей силе, в мудром и могущественном человеке, который принес бы покой, порядок и любовь в окружающий их хаос. Когда они вырастают, они могут даже выполнять эту роль в семье или в обществе: они могут отождествлять себя со стражем мира, который, приходя, примиряет других или смягчает напряженные ситуации.