Дебра Оливье - Найди в себе француженку. Искусство быть счастливой

На протяжении многих веков французские короли и королевы были большими любителями драгоценностей. Они носили огромные тяжелые короны, круглые медальоны, изящные браслеты и украшенные драгоценными камнями серьги. Не удивительно, что француженка инстинктивно умеет подбирать аксессуары.

«СКАЗКИ ЧЕТЫРЕХ ВРЕМЕН ГОДА»

Посмотрите четыре истории Эрика Ромера ради интеллектуальных диалогов, естественного, правдоподобного взаимодействия между хорошими, но малоизвестными актерами (ни намека на Денев или Депардье) и особенно за возможность посмотреть на повседневный стиль одежды француженки. Ни высокой моды, ни банальностей – только вещи, взятые, возможно, из гардеробов самих актрис.

В наши дни невозможно представить француженку – или француза, коли на то пошло, – без их привычного шарфа на шее. (Можете вообразить Маленького принца на его одиноком астероиде без развевающегося желтого шарфа?) Шарф француженки – заплетенный, завязанный узлом, сложенный, затянутый петлей или наброшенный на плечи – придает законченный вид любому образу. Он одновременно изысканный и богемный, простой и роскошный.

Или, к примеру, ее сумочка – как правило, небольшая и имеющая четкую форму (не огромный мешок). Она сделана со вкусом и содержит лишь самые необходимые вещи (аккуратный кошелек, губную помаду, носовой платок, мобильный телефон, качественную ручку). Она может годами копить на сумку Hermes и потом носить ее до конца жизни.

Она носит украшения, проявляя благоразумие. Никаких парных браслетов или громоздких вещей, которые могли бы украсить конскую сбрую. Скорее, она наденет всего один изысканный предмет – на шею, на уши или на запястье, возможно, что-то старинное, вызывающее интерес. Если она носит очки, они будут стильными, но не слишком модными и будут исполнять роль необходимого акцента, а не подчеркивать физический изъян. Зимой она наденет отличную пару мягких кожаных перчаток, скорее всего черных.

«Аксессуар – не просто предмет, который ты прикрепляешь к лацкану или надеваешь на шею, – сказала одна моя французская подруга. – Настоящий аксессуар обладает смыслом. Это небольшое дополнение к тебе самой». И в самом деле, самый лучший аксессуар обладает характером и ясно говорит о том, что хочет выразить француженка.

Мне понадобилось несколько лет, чтобы избавиться от некоторых красных, белых и синих предубеждений, которые были у меня по поводу собственного тела – и еще больше, чтобы наконец решиться снять верхнюю часть бикини. Но так много лет жизни среди француженок наконец разорвали швы ткани моей американской жизни. Француженка для нас как постоянное напоминание: чтобы быть по-настоящему свободными, мы должны полюбить свое тело и – расширяя представление о себе – избавиться от тирании (иначе не скажешь!) определенных культурных предрассудков и идеалов коммерческой рекламы. Нам необязательно всем выглядеть одинаково. Нам необязательно стремиться стать супермоделями. Нам необязательно иметь больше, чтобы быть чем-то большим. Француженка знает, что чувственность дана ей по праву рождения, и она гордится тем, что имеет – а не переделывает себя до бесконечности. И это – ключ к силе вечной женственности. Француженка – определенно хозяйка своей собственной жизни и своего тела. И она заботится и об одном, и о другом. Она занимает свою собственную позицию. Управляет своей лодкой. Живет своей жизнью.

«Никогда не носите артистических драгоценностей, они разрушают репутацию женщины».

Француженка завязывает платок или шарф тремя классическими способами:

Небрежный: для этого образа лучше всего подойдет мягкий кашемировый или узорный итальянский трикотажный шарф. Сложите длинный шарф вдвое, чтобы его концы совпали. Держа в одной руке два конца шарфа, а в другой – образовавшуюся петлю, положите шарф на шею. Протяните концы сквозь петлю и затяните настолько, насколько вам нравится. Можно задрапировать свободные концы на плече или оставить их висеть спереди.

Строгий: сложите квадратный или прямоугольный платок треугольником. Уложите так, чтобы один острый конец лежал на груди, а два других заведите за шею, перекрестите и верните вперед. Завяжите их над большим треугольником квадратным узлом и заправьте концы. Свободный угол платка можно заправить в блузку или джемпер или слегка подтянуть к плечу.

Vielle dame (пожилая леди): сложите платок треугольником. Один угол набросьте на плечо, два других завяжите на втором плече квадратным узлом.

«ГОСПОЖА БОВАРИ» Гюстав Флобер

Даже если вы прочли ее в школе, перечитайте снова. Безграничное отчаяние Эммы Бовари сравнивается – нить к нити, цвет к цвету – с эстетикой ее существования: с одеждой, домом, едой, садом. «Чувственное наслаждение роскошью отождествлялось в ее разгоряченном воображении с духовными радостями, изящество манер – с тонкостью переживаний» (Перевод Н. Любимова.) Бедная пресыщенная и неудовлетворенная Эмма.

Писательница Эрика Йонг послала мадам Б. этот французский воздушный поцелуй: «Если Эмма Бовари со всем ее самообманом все еще трогает наши сердца, то лишь потому, что она хочет чего-то настоящего и важного, хочет, чтобы ее жизнь обрела смысл и величие». Очень, очень по-французски.

Мои американские подруги часто с первого же дня демонстрировали взрыв сестринских чувств. Но во французском словаре вы даже не найдете такое понятие, как «сестринские чувства». Поэтому мое знакомство с Мари – вход в ее ближний круг, знание ее интимных тайн – было похоже на переход без компаса по неизведанной земле. Как истинная француженка, Мари вначале ничего не открывала – ни единого намека на то, кто она и как живет. Все составляющие ее личности, включая естественные функции организма, которые мы, американки, выставляем напоказ, были под замком. Наше знакомство произошло в ее загородном доме. Мы приготовили импровизированный ланч с простым вином и сыром. Мы не болтали о пустяках, но и ни о чем серьезном не говорили. Мари и я были как два спутника на одной орбите (наши мужья работали вместе, поэтому-то наши жизни и пересеклись), и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем Мари стала раскрываться в той степени, в какой это мгновенно сделала бы американка. На самом деле на это ушло два года: наши дети росли вместе, и много бутылок изысканного вина из их восхитительно сырого подвальчика было выпито за многочисленными долгими ужинами, прежде чем Мари наконец склонилась ко мне и предварила свою речь словами «Пожалуйста, никому не рассказывай то, что я сейчас тебе скажу…». В этот момент мы стали настоящими подругами. Возникло таинственное волнение; невидимое, но мощное притяжение превратило двух отдельных существ в сестер a la française. И именно этот долгий процесс выдержки, сформированный ее чувством истории и личными приоритетами, отличает почти все ее взаимоотношения и делает понятной природу ее сердца.