Робин Данбар - Наука любви и измены

В последних двух главах я сосредоточивался в основном на той потайной автоматике, с помощью которой мозг управляет нашими романтическими отношениями. Можно и впрямь подумать, что мы – лишь жертвы темных неврологических сил и никак их не контролируем. Конечно же на самом деле это не так. На каком-то другом уровне мы, разумеется, оцениваем свой брачный выбор, причем выказываем немалую дальновидность. Думая о перспективности романтических отношений с тем или иным человеком, мы взвешиваем все «за» и «против», часто проявляя поразительную корыстность. Подобный практицизм тем более удивляет, если вспомнить о том, как внезапно и неосознанно мы влюбляемся, и обо всех возвышенных помыслах и устремлениях, много раз воспетых поэтами. В следующих двух главах я собираюсь копнуть как раз в этом направлении и рассмотреть тот чрезвычайно расчетливый подход, который мы довольно часто применяем в наших отношениях.

В «Гордости и предубеждении» Элизабет играет в кошки-мышки с более чем завидным женихом, мистером Дарси, не решаясь сразу ответить согласием или отказом. Она то путает реплики, то переигрывает, делает поспешные и необоснованные выводы, но в итоге одерживает победу, хотя перед этим едва не рубит под собой сук, небрежно отвергнув его предложение руки и сердца. Что бы в итоге ни заставило Элизабет передумать и благосклонно принять ухаживания мистера Дарси, в перспективе неизменно маячило главное обстоятельство, делавшее его столь желанным уловом для всех незамужних молодых аристократок в округе (помимо, разумеется, очарования Колина Фёрта из телесериала 1995 года): он унаследовал огромное поместье Пемберли в Дербишире. Во времена Джейн Остин выйти замуж за знатного помещика было пределом заветных мечтаний любой сельской дворянки. Согласие на предложения женихов «второго сорта», вроде местного священника, становилось печальным уделом дурнушек, которым не повезло поймать своего Дарси.

Наблюдения за нашими слабостями, сделанные Остин, ставят ее в один ряд с наиболее проницательными знатоками человеческой психологии. В глубоком интуитивном понимании мотивов, скрывающихся за человеческими поступками, ей, пожалуй, равных нет. Остин проявляет необычайное чутье в отношении всех тех вещей, о которых мы тревожимся, но почти никогда не решаемся заговорить. Часто причина оказывается проста: нами движет банальная корысть, но мы не желаем в ней признаваться прилюдно. Тем более когда речь идет о романтических отношениях: заговори мы о своих мотивах со всей откровенностью, это разрушило бы все волшебные чары и подорвало бы самую основу тех отношений, которые мы намереваемся создать. Мы бы навлекли на себя подозрения в цинизме и охоте за чужим богатством, а потенциальные партнеры совершенно справедливо насторожились бы. Возможно, это заставило бы и их проявить самую приземленную расчетливость. Потому-то мы старательно маскируем свои истинные мотивы толстым слоем эмоций и глушим их сильными дозами фрейдовского подавления.

И все-таки, пускай порой подсознательно, большинство из нас исподволь взвешивает шансы и прощупывает почву, прежде чем бросить жребий и сделать бесповоротный шаг, приняв самое важное в жизни решение. И в этой главе я подробно разберу все те расчеты, что таятся за пафосным, эмоциональным образом, который мы предъявляем внешнему миру.

Проницательные замечания Джейн Остин, которая наблюдала за повседневной жизнью Англии в первые десятилетия XIX века, не потеряли своей актуальности и сегодня, спустя двести лет после появления ее книг. Секрет неустаревающей притягательности ее романов – в их сюжетных линиях: ведь там рассказывается о том, как и почему мы выбираем себе одних спутников жизни, а не других. Она описывала то, что наблюдала вокруг. Впрочем, увиденное ею отражено и в официальных записях о браках, заключенных в те дни. Демограф Эккарт Фоланд очень подробно проанализировал приходские метрические книги, хранящиеся в Крумхёрне – области Германии на побережье Северного моря. В XVII–XIX веках, как раз когда Остин наблюдала за жизнью английского сельского общества, девушки из Крумхёрна, которые, выйдя замуж, перемещались по сословной лестнице вверх, оказывались на несколько лет моложе, чем их сестры, сочетавшиеся браком с представителями собственного родного сословия. И наоборот: богатые мужчины брали в жены девушек значительно младше себя по сравнению с мужчинами из менее зажиточных классов: богачи проявляли большую разборчивость, тогда как менее состоятельным мужчинам приходилось ждать, когда приглянувшиеся им девушки оставят всякую надежду встретить своего «мистера Дарси». Женщины, бравшие в мужья ровню, по-видимому, откладывали замужество до последнего, втайне надеясь, что им сделает предложение блестящий жених из высшего сословия, а в итоге, не желая просидеть в старых девах всю жизнь, скрепя сердце соглашались выйти замуж за представителей собственного социального круга. Но из-за напрасных ожиданий они упускали годы, важные в биологической гонке за продолжение рода.

Учитывая невысокую естественную скорость размножения у людей, родить на одного ребенка меньше – это уже значительная эволюционная потеря для следующего поколения: ведь это составляет целых 20 % от среднего показателя, равного пяти: именно столько детей выживало у женщины в обществах, где естественную рождаемость не принято ограничивать [12]. С точки зрения эволюции это очень ощутимая потеря. Кроме того, поскольку угрожавшие детям риски подхватить какую-нибудь болезнь или даже умереть напрямую соотносились с принадлежностью к определенному социальному классу и связанным с ним материальным достатком (такая картина, впрочем, типична и для Британии XXI века), требование выбрать «лучшего из худших» становится тем жестче, чем дольше невеста тянет время и не желает снизойти до священника, то есть до своей социальной ровни. Ей-богу, благоразумнее всего было бы с самого начала признать имеющиеся ограничения – и сразу же согласиться на священника. Сложность конечно же в том, что надежда умирает последней, а соперничество за сердце мистера Дар-си является частотно зависимым: все определяется тем, кто еще участвует в состязании. Как знать, быть может, вам все-таки повезет и его рассеянно блуждающий взгляд остановится именно на вас?

Подобные рассуждения могут показаться циничными, но речь ведь идет о суровых реалиях тогдашней жизни. В XVIII–XIX веках участь старой девы была очень печальна, она часто обрекала неудачницу на судьбу прислуги у родителей или в доме женатого брата или замужней сестры. Подобные решения отмечены и у девушек, которые беременели без брака. В XIX веке молодые женщины из любых социальных кругов обычно выходили замуж за мужчин хотя бы немного старше себя – да и сейчас такая тенденция сохраняется. А вот девушки, имевшие незаконнорожденного ребенка, часто выходили замуж за мужчин моложе себя, и это верный признак того, что они заведомо соглашались на «второй сорт». Пускай у такого избранника ничего не было за душой, пускай ему ничего не светило, – все равно лучше было иметь такого мужа, чем прозябать в ничтожестве.