Владимир Александров - Черный русский. История одной судьбы

На втором году войны москвичам было все труднее не замечать ее последствий. Город начали заполнять целые железнодорожные составы раненых солдат, эвакуированных с европейского и южного фронтов. Как и в случае с большинством других русских военных приготовлений, число госпиталей оказалось недостаточным, и властям пришлось искать частную собственность, которую можно было бы изъять на время – пока не появятся дополнительные ресурсы, специально предназначенные для этой цели. «Яр» был закрыт для публики почти на год, а его ресторан был переделан в госпиталь: столы заменили на ряды коек, занятых покорными, стоически переносящими боль солдатами, в основном крестьянского происхождения. Военные комиссии также исследовали «Аквариум» и «Максим» с целью использовать просторные театры под клиники или хранилища медицинских материалов, но Фредерик, как всегда, был искусен в заключении сделок, и в результате лишь часть каждого из его заведений была взята под военные нужды в 1915 году и – еще раз – в 1916-м.

Были и другие случаи возложения на антрепренеров дополнительных обязанностей, характерных для военного времени. Начиная с конца 1915 года нехватка топлива и электричества заставила командующего московским военным округом объявить, что театры должны соблюдать неполный рабочий день – с восьми часов вечера до полуночи. Кроме того, на театрально-зрелищные предприятия были возложены новые налоги для поддержки военной экономики и принудительные «добровольные пожертвования» официальным императорским благотворительным фондам, имевшим общее название «Ведомство учреждений императрицы Марии». В некоторых случаях налог доходил до тридцати процентов от общего дохода заведения.

Новости из Петрограда также становились все более неутешительными, и все чаще возникало чувство, что центр империи не удерживает ситуацию под контролем. Николай II находился в штабе главнокомандующего в Могилеве, что в четырехстах милях к югу от Петрограда, и фактически отошел от непосредственного управления своим правительством. Зарождающийся российский парламент пытался опереться на искренний подъем патриотизма, сопровождавший начало войны, и мог выступить посредником между правительством и все более взволнованной общественностью. Но поскольку Николай не желал даже рассматривать какой-либо формы взаимодействия с ним, он оставил столицу в опасном состоянии вакуума власти. Последний частично заполняла его жена, царица Александра, недалекая и доверчивая женщина, которая вмешивалась в дела правительства, а сама находилась под влиянием Григория Распутина, выдающегося злого гения императорской России. В результате в следующие полтора года после отбытия Николая из столицы возник процесс, получивший название «министерская чехарда»: одного за другим она дала России четырех разных премьер-министров, пятерых министров внутренних дел, трех министров иностранных дел, трех военных министров, трех министров транспорта и четырех министров сельского хозяйства. Немногие из них были компетентны; почти все были малодушны и неумелы.

Пока падало настроение в стране, лихорадочная атмосфера начала проникать в развлечения, которых искали гражданские и военные. В канун войны пришла из Аргентины, перелетела в Париж и промчалась по миру новая танцевальная мода – танго. Его популярность в России была столь быстрой и огромной, что Фредерик, всегда следивший за новинками, решил как следует заработать на нем, переоборудовав большие помещения в своих театрах и назвав их по названию танца, что заставило одного журналиста объявить: «Максим» стал московским «королевством танго». За годы войны популярность танго возросла; при этом некоторые профессиональные танцоры и певцы привносили зловещие нотки в его элегантный, стилизованный эротизм. Одна пара прославилась своим «Танго смерти», в котором мужчина, по обыкновению одетый в безупречный фрак, был загримирован таким образом, что лицо его выглядело как череп. Это было мелодраматическое эхо мрачных новостей, приходивших с фронтов, как и другие популярные мелодии, например «Кровавое танго Вильгельма» (названное в честь германского кайзера) и «Последнее танго», в котором брошенный любовник закалывает женщину насмерть.

Эмоциональная несдержанность, которую русские искали в танго во время войны, и душевный подъем, который они получали от водки и вина, нашли нового кровного родственника в наркотиках, прежде всего в кокаине. В определенных городских кругах кокаин стал наиболее предпочтительным путем к эйфорическому забытью перед лицом неразрешимых проблем, бурлящих вокруг. И он быстро стал эмблемой декаданса, ослабевшего духовного здоровья нации: вновь то затихали, то вспыхивали сражения на фронтах; плели интриги министры и придворные чины; строили свои схемы спекулянты. Для многих людей повседневная жизнь делалась все тяжелее, а иным и вовсе казалась бессмысленной.

«Кокаиноманьяки», как стали называть пристрастившихся, были обычным зрелищем в московском театральном мире, и одного из самых известных довелось знать Фредерику, и очень хорошо. В конце 1915 года стал широко известен своими романсами о смирении перед печалями и страданиями жизни, а также сопровождавшей их эскапистской жажде экзотических мест Александр Вертинский, который выступал в «Максиме» и который позже будет работать у Фредерика в Константинополе. Хорошо известный пример его репертуара – песня «Кокаинетка», датируемая 1916 годом, в которой оплакивается «одинокая деточка, кокаином распятая в мокрых бульварах Москвы». (Позднее он поставит танец на схожую тему – «Танго-гашиш».) На сцене Вертинский был одет в костюм Пьеро, грустного, простодушного клоуна из итальянской комедии дель арте, чье сердце навсегда разбито Коломбиной. Его лицо напудрено до мертвенно-бледного цвета, глаза и брови подчеркнуто выделены трагическим черным цветом, а на губах кроваво-красная помада – он выглядит как призрачный персонаж из загробного мира.

К 1916 году пути Фредерика и России уже резко разошлись. «Аквариум» и «Максим» по-прежнему процветали, и деньги лились рекой. Но его новая родина уступала бесчисленным болезням, которые съедали ее изнутри и которые никто не умел ни замедлить, ни тем более излечить. Страна истекала кровью. Общественная поддержка губительной войны быстро падала, революционная агитация против имперского режима усиливалась. Возрастала нехватка топлива и продуктов. Рабочие протестовали против дороговизны жизни; среди забастовок были и забастовки на таких ключевых предприятиях, как огромный военный завод Путилова в Петрограде, который был самым крупным в Европе и на котором работали 30 000 человек, Николаевский судостроительный завод на Черном море и донбасский регион на Украине, где трудились 50 000 углекопов. Власти ответили жестоко – призвали физически крепких, арестовали и судили других. Когда нехватка рабочей силы заставила правительство призвать несколько сотен тысяч мусульман из Туркестана и Центральной Азии на работу на военных заводах рядом с фронтом, вспыхнуло восстание, и пришлось направить войска для подавления его силой, что закончилось тысячами смертей.