Венди Холден - Дети лагерей смерти. Рожденные выжить

Безусловно, у Анки были и другие заботы. Ее чешское гражданство аннулировалось из-за брака с немцем, которых в тот момент высылали из страны, и молодая мать оказалась в опасности, несмотря на то, что была еврейкой. Каждый день они с Евой ходили по разнообразным государственным инстанциям с целью реанимировать потерянное гражданство.

Ни от Бернда, ни от родни никаких новостей не было, хотя девушка расспрашивала всех, кто мог иметь к ним отношение. Она отказывалась терять надежду и твердо стояла на том, что сейчас ее муж, вероятно, на пути домой. Постепенно Анка узнавала о судьбах своей родни от бывших узников. Вся ее семья, включая племянника и зятя, попала в чешский лагерь, организованный для обмана делегации Красного Креста. Отец семейства Станислав, чьи очки были разбиты, а дух сломлен, умер в лагере от пневмонии в считаные недели. Как только был расформирован семейный лагерь, сестер Ружену и Здену, вместе с мужем последней, отправили в газовые камеры. Племянника Анки, Петра, стражи лагеря подвергли сексуальному насилию, прежде чем отравить. Жизнерадостная пышногрудая мать Анки, Ида, некогда управлявшая бухгалтерией фабрики и развлекавшая клиенток, потеряла рассудок и, вероятнее всего, была отправлена в газовую камеру. «Человек, который рассказал мне о матери, скорее всего, пожалел меня, но если все это правда – тем лучше».

Анка переваривала всю полученную информацию и, углубившись в свои мысли, столкнулась на улице с мужчиной. «Совершенно случайно я встретила его на пражской улице На Прикопе… Не помню, куда я шла… Мы были знакомы еще до войны, но я и не думала, что он был в одном лагере с Берндом. Он был рад меня видеть и сразу же спросил: “Ты уже знаешь? Не жди мужа обратно. Его застрелили прямо перед освобождением лагеря”. И я была бесконечно благодарна, что он не ходил вокруг да около, а сказал все сразу и прямо. Мне не пришлось ждать».

Анка выяснила, что вскоре после заключения в Аушвиц-II – Биркенау, Бернд отправился в трудовой лагерь для работы на военном заводе Бисмаркхутте, в Хожув-Баторы (Силезия). Лагерь располагался неподалеку от сталелитейного завода Бисмарка под управлением компании Berghutte. В заключении содержались около 200 узников еврейского происхождения, в чьи обязанности входило производство деталей орудий и боеприпасов. Бернд пережил суровую зиму, но 18 января 1945 года всех заключенных эвакуировали в Гливице, вынудив пройти 30 километров по глубоким снежным сугробам. Возможно, в том же строю шел и муж Приски, Тибор, но этого уже не узнать.

Все, кто падал или спотыкался во время «марша смерти», получали пулю в затылок и были оставлены на дороге. Такова была и судьба Тибора. Тех, кто выжил, едва можно было назвать «живыми». Заключенных посадили в грузовые вагоны и отправили в лагеря Дора-Миттельбау или Бухенвальд. Именно во время этой последней посадки Бернд был убит одним из офицеров СС. Даже много месяцев спустя Анка так и не смогла узнать, что произошло с его телом, вероятно, брошенным посреди степи. Девушка не знала, было ли тело впоследствии похоронено, а значит и не было могилы, где можно отдать дань уважения погибшему.

Совершенно непостижима была идея того, что он погиб, немного не дотянув до конца войны – и это после пяти лет, проведенных в лагерях. Спустя несколько дней после его смерти войска Красной армии прибыли в Гливице, а значит он был бы освобожден и воссоединился бы со своей женой.

Эта новость практически сломила Анку даже после всего того, что ей пришлось пережить ранее. Сердце окаменело, но времени впадать в отчаяние не было. Она оплакивала многих, но важней всего была Ева. С огромным трудом ей удалось встать на ноги и идти дальше: «У меня не было времени страдать. Меня спрашивали, как я это пережила, но я неизменно отвечаю, что времени переживать у меня не было, я строила жизнь заново. Этого было более чем достаточно, потому что каждый день я не знала, где взять денег». Были и другие печальные новости. Горничная, которой Анка отдала перед заключением ценные вещи на хранение, призналась, что продала зеленые шелковые занавески, а фотографии Бернда сожгла, потому что боялась расправы в случае их обнаружения. «Я думала, что не сдержусь и убью ее, – вспоминает Анка. – Именно эти вещи нужны были мне по-настоящему». Для всех, кто вернулся из лагерей, материальные блага практически ничего не значили, но важна была именно память. Личные воспоминания о своих любимых и близких стали важнее всего остального на свете, а горничная сообщает Анке, что эти воспоминания навсегда утеряны. Но девушка была настойчива и отправилась в ателье к их свадебному фотографу-еврею. Сам фотограф погиб, но его архивы остались нетронутыми; Анка смогла получить негативы и снова отпечатать снимки.

Но важнее всего по-прежнему оставалась Ева. «Я думала о дочери и только этим и продолжала жить… Лишь она всегда оставалась моей и со мной. Каждая мать любит свое чадо, но у нас с дочерью будто сохранилась пуповина… Если я хотела для нее лучшей жизни, то должна была постараться. Нужно было обеспечить девочку всем необходимым, морально и физически».

Летом после окончания войны Ольга с семьей отправилась в отпуск, а Анка решила навестить Тржебеховице-под-Оребем, посмотреть, что осталось от семейного дома и предприятия. Она знала, что имущество реквизировали. С дочерью на руках она отправилась на вокзал Вильсона и села на первый же поезд до города, в котором прошли лучшие годы ее жизни. «Денег у меня не было, работать я не могла – маленькая дочь постоянно нуждалась во мне. Я решила, что раз уж я последняя из своей семьи, если фабрика еще работает, пусть и под управлением коммунистов, я объясню, что у меня маленький ребенок, а они чем-нибудь помогут».

Анка приближалась к фабрике, и ее охватывали горькие воспоминания о солнечном детстве, когда они всей семьей обедали на террасе, как она могла часами лежать в саду и читать книги. Высокая кирпичная труба, которая, как всегда боялась Анка, может упасть на них и убить, теперь напоминала о других зловещих печах. Девушка с трудом передвигала ноги, проходя мимо.

Анка поговорила с коммунистическим руководством компании, и, к ее удивлению, они пообещали начислять ей ежемесячно небольшую пенсию. «Сумма была ничтожная, но уже лучше, чем ничего». Вилла ее сестры также была реквизирована, ее занимал один из рабочих – убежденный коммунист, – но Анке с дочерью выделили небольшую комнату, без доступа к ванной и кухне и почти без мебели. «Со мной обошлись, как с собакой».

Впервые за долгое время Анка смогла насладиться отсутствием людей и чистым воздухом, но в скором времени ее начало угнетать одиночество. Ее то и дело настигали голоса погибших родственников. Ее мечта о возвращении в отчий дом, исполненный смехом, теплом, красотой и объятиями родных рук, навсегда превратилась в кошмар, от которого негде скрыться. Она поняла, что попала в очередной лагерь, практически такой же жестокий, как и предыдущие.