Марина Чапман - Девочка без имени. 5 лет моей жизни в джунглях среди обезьян

Но лазать по деревьям оказалось так же сложно, как разбивать некоторые бразильские орехи [4], которые обезьяны роняли сверху. Легче всего было добраться до ядра тех, что сами раскололись от удара о землю. Многие орехи было практически невозможно разбить, как бы я ни старалась это сделать, заложив орех в углубление и долго колотя по нему камнем.

Крупные и неприступные деревья в джунглях были огромными – от двух до почти трех метров в диаметре. Их гладкие прямые стволы поднимались высоко в небо, теряясь в идущем от земли паре. Если я смотрела на них, у меня начинала кружиться голова. Даже ветки на стволах, опираясь на которые я могла бы взобраться наверх, начинали расти не вблизи земли, а довольно высоко над головой.

Но в джунглях росли не только деревья-великаны. Здесь было много относительно низких деревьев с бананами и других, с красивыми пахучими цветами, – как я узнала позже, они называются орхидеями. Эти деревья были увиты плющом, покрыты темным мягким мхом и папоротником.

Я мечтала, как в один прекрасный день смогу забраться на более низкие деревья, а с них – на высокие бразильские орехи, чтобы присоединиться к обезьянам в древесных кронах. До осуществления этой мечты прошло много месяцев, но, обучаясь лазать по деревьям, я сделала одно важное открытие.

После дождя взбираться на дерево было особенно сложно. Лианы и ветки были скользкими, подниматься было тяжело. Цепляясь за лианы, корни и ветки, я вскарабкалась на высоту трех метров. Впереди меня ожидал гладкий и уходящий ввысь ствол большого дерева.

Я боялась спускаться вниз не меньше, чем лезть вверх, поэтому решила попытать счастья и продолжать восхождение. Но меня подвело то, что деревья были мокрыми. Я оперлась ногой на ветку, поскользнулась и с громким криком полетела вниз.

Меня спас густой подлесок – ветви, листва и лианы, которые уменьшили скорость падения и смягчили удар. Я лежала на земле и глотала слезы отчаяния, но вдруг заметила то, на что раньше не обращала внимания. Это был вход в туннель с отверстием, достаточно широким для меня. Мне показалось, что этим туннелем кто-то постоянно пользуется, потому что его стенки были ровными.

Вход оказался немного узким, но я смогла в него протиснуться. Я совершенно не испытывала страха. Внутри было сумеречно, а не черным-черно, потому что сквозь корни просачивалось достаточно света, чтобы видеть, куда я ползу. В туннеле я обнаружила ответвления. Это был настоящий подземный лабиринт.

Повернув за угол, я увидела перед собой одну из обезьян «моей» стаи. Она ползла мне навстречу, держа в лапах орех. Увидев меня, обезьяна свернула в ближайшее ответвление туннеля. За ней следовала другая (это были молодые особи, которые, очевидно, играли в «догонялки»).

Тогда меня осенило. Это обезьяны прорыли систему туннелей на своей территории, чтобы перемещаться под землей так же свободно, как в кронах деревьев. Я могла пользоваться туннелями для быстрого и безопасного передвижения по территории стаи. Я последовала за двумя обезьянам и вскоре очутилась на знакомой полянке. И почувствовала такую радость, какой еще не испытывала с тех пор, как попала в джунгли: будто я была ребенком, получившим много подарков на Рождество. Мне казалось, что я уже освоила все знания и умения, необходимые для выживания в джунглях. Однако события, которым было суждено вскоре произойти, показали, что это далеко не так.

Я была уверена, что умираю.

Живот болел так, что я тихо плакала, свернувшись калачиком.

Сквозь пелену боли я пыталась вспомнить, что я съела и чем отравилась.

Тамаринд! [5]За день до того, как у меня страшно заболел живот, я съела тамаринд. Это было одним из моих излюбленных лакомств. Стручки этого дерева по форме напоминали росший в моей прошлой жизни горох, но большего размера, темно-коричневые и ворсистые. В отличие от гороха, в котором ели семена-горошины, в тамаринде косточки выбрасывали, а ели коричневатую с прожилками массу, наполнявшую стручок внутри. Она была липкой и сладкой, как фиги.

Но тот тамаринд, которым я отравилась, был немного другим. В нем оказалось много маленьких зерен, размером с горошины, и по вкусу он был еще слаще, как финик.

Я не могла стоять и сидеть. Мускулы отказывались мне подчиняться. У меня кружилась голова, и я чувствовала, что конец близок. Я съела отравленный фрукт, очень похожий на тамаринд. За время жизни с обезьянами я узнала, что в джунглях иногда встречаются фрукты, очень похожие на съедобные, но немного другие. К этим на первый взгляд незначительным отличиям сводится вся разница между жизнью и смертью.

Я ужасно мучилась и сквозь застилающую глаза пелену заметила, что одна из обезьян спешит мне на помощь. Это была обезьяна-самец, которого я называла Дедушкой, потому что он был похож на настоящего дедушку. Он был старше большинства обезьян, двигался медленней, и в его шерсти было много седых волос, как у бабушек и дедушек, которых я помнила по своей прежней жизни среди людей. Он перенес травму лапы или плеча, поэтому скакал и прыгал по деревьям не так лихо, как другие члены стаи.

С самого начала Дедушка за мной присматривал, хотя я не думаю, что его сильно волновало мое состояние. В его отношении ко мне я не замечала особой теплоты. Может быть, он был холоден со мной потому, что не мог определиться, нравлюсь я ему или нет.

Я увидела, что Дедушка спрыгнул с ветки, на которой любил сидеть, и двинулся в мою сторону. Чего он хотел? Какие у него были планы в отношении меня? Мне было так плохо, что я не могла долго задумываться над этим вопросом. Я плакала, и у меня не оставалось сил на что-то другое.

Дедушка подошел ко мне, схватил за руку и принялся трясти и толкать меня, словно предлагая куда-то пойти.

Он вел себя уверенно и был крайне настойчив, и я не стала перечить его воле. Падая и вставая, ползком и на четвереньках я двинулась в ту сторону, куда он меня подталкивал, пробираясь сквозь колючие кусты. Неожиданно я оступилась и покатилась вниз по склону каменистого, заросшего мхом обрыва, после чего плюхнулась в небольшое озерцо. Оно было не больше трех метров в диаметре. С одной стороны озерца лежало несколько камней, на которые стекал небольшой водопад. Дедушка спустился по склону оврага и принялся толкать меня в сторону водопада. Я захныкала. Мне казалось, что со мной происходило самое плохое, что только может быть. Я всю жизнь, сколько себя помню, ненавидела воду. В то время я видела ее только в виде дождя и луж после него.

Но Дедушка не сдавался. Он был приблизительно моего роста, но сильнее меня. Он схватил меня за волосы и, казалось, хотел, чтобы я подставила голову под струю воды. Что он задумал? Он хотел поскорее утопить меня, чтобы я больше не мучилась? Видимо, он был уверен, что мой конец близок.