Малала Юсуфзай - Я – Малала

Генерал Мушарраф стал четвертым военным диктатором Пакистана. Как и его предшественники, он первым делом обратился к нации по телевидению.

– Мере азиз хамватано – мои дорогие соотечественники, – начал он свое обращение и разразился длинной обличительной тирадой против Шарифа. Он обвинил бывшего премьер-министра в том, что за время его правления Пакистан «утратил честь, достоинство и уважение». Генерал клялся, что положит конец коррупции и по заслугам накажет тех, кто «разворовывал национальные богатства». Он обещал также, что будет ежегодно публиковать собственную имущественную и налоговую декларацию. В завершение своей речи генерал заявил, что намерен править страной недолго, но этому никто не поверил. Генерал Зия-уль-Хак тоже обещал навести порядок в стране в течение девяноста дней и сложить с себя все полномочия. В результате он оставался у власти одиннадцать лет, пока не погиб в авиакатастрофе.

История повторяется, сказал отец, прослушав выступление Мушаррафа. Он был совершенно прав. Мушарраф обещал положить конец старой феодальной системе, при которой несколько десятков семей контролировали всю страну, и влить в правительство свежую кровь, включив в свой кабинет молодых, энергичных, ничем себя не запятнавших политиков. Все обещания оказались пустыми, и новый кабинет мало чем отличался от прежнего. Пакистан в очередной раз был исключен из Содружества Наций и стал международным парией. Америка приостановила помощь нашей стране еще год назад, когда в Пакистане начались ядерные испытания, но сейчас бойкот Пакистану объявили почти все страны.

Полагаю, теперь вы понимаете, почему жители долины Сват не слишком радовались тому, что их земли стали частью Пакистана. Каждые несколько лет Пакистан посылал в Сват нового полномочного представителя, который должен был управлять долиной. В точности так же делали англичане в колониальный период. Создавалось впечатление, что правительственные чиновники приезжают в наши края лишь с одной целью – обогатиться. Достигнув этой цели, они возвращались домой. У них и в мыслях не было защищать интересы долины Сват и способствовать ее развитию. Наш народ привык повиноваться, потому что при режиме вали всякая критика беспощадно подавлялась. Любой человек, позволивший себе неуважительно отозваться о правителе, высылался из долины Сват вместе со всей своей семьей. Правительственных уполномоченных, прибывающих из Пакистана, считали новыми ханами и, естественно, не требовали от них никакого отчета. Пожилые люди с ностальгией вспоминали о былых временах, о правлении последнего вали. В то время горы были покрыты лесами, школы имелись в каждой деревне, и любой человек мог обратиться со своей проблемой к сахибу, представителю вали.

После происшествия с Сафиной я поклялась, что больше никогда не буду обижать своих друзей. Отец всегда говорил, что это очень важно – уметь дружить с людьми и помогать им. Когда он учился в колледже, у него часто не хватало денег на еду и книги. Его выручали друзья, и он до сих пор был им благодарен. У меня были три хорошие подруги – Сафина, живущая по соседству, Сумбул, с которой мы встречались только летом, когда я приезжала в деревню, и Мониба, моя одноклассница. С Монибой мы прежде жили на одной улице, и я уговорила ее поступить в нашу школу. Она с детства отличалась умом и рассудительностью, но мы с ней частенько ссорились, особенно во время школьных экскурсий. Мониба росла в большой семье, у нее было три сестры и четыре брата. Я привыкла считать ее своей старшей сестрой, хотя на самом деле я на полгода старше, чем она. Тем не менее правила всегда устанавливала Мониба, а я пыталась им следовать. Мы делились друг с другом секретами, которые скрывали от всех прочих. Ей не нравилось, когда я слишком много болтала с другими девочками. Мониба считала, что не нужно общаться с людьми, которые не умеют себя вести или обладают плохой репутацией.

– У меня четыре брата, и стоит мне совершить малейшую оплошность, они запретят мне ходить в школу, – часто повторяла она.

Я так стремилась завоевать всеобщее одобрение, что с готовностью выполняла поручения чужих людей. Как-то раз соседи попросили купить им кукурузы. Когда я шла на базар, в меня врезался мальчик на велосипеде. Левое мое плечо пронзила такая боль, что на глазах выступили слезы. Но я все же дошла до базара, купила кукурузы, отнесла ее соседям, вернулась домой и только тогда расплакалась. Вскоре я нашла отличный способ вернуть себе уважение отца. В школе повесили объявление, извещающее о публичном состязании ораторов. Мы с Монибой решили участвовать. В памяти моей жила история о том, как отец поразил своим успехом дедушку. Я мечтала последовать его примеру.

Когда мы получили тему выступления, я глазам своим не поверила. «Честность как основная линия поведения» – было написано на листке. Более актуальной темы для меня в те дни не существовало.

До сих пор у меня не было опыта публичных выступлений. Во время утренних собраний мы читали вслух стихи, и этим моя практика исчерпывалась. Но в старшем классе училась девочка по имени Фатима, которая считалась отличным оратором. Она была красива, говорила живо и убедительно. Фатима не теряла уверенности даже перед многочисленной аудиторией, она умела держать внимание так, что слушатели ловили каждое ее слово. Мы с Монибой надеялись, что сумеем стать похожими на нее.

У нас принято, что речи для публичных выступлений школьников пишут их отцы, дяди или учителя. Как правило, речи эти пишутся не на пушту, а на урду или английском. Выступление по-английски обычно ценится выше. Я считаю, это неверный подход. Не важно, на каком языке ты говоришь, важно, насколько ясно и доходчиво ты выражаешь свои мысли. Речь для Монибы написал один из ее старших братьев. Там многократно цитировались стихи Алламы Икбала, нашего национального поэта. Для меня речь написал отец. Он развивал мысль о том, что к добру нельзя идти порочными путями, ибо добро, во имя которого творятся злые дела, превращается в зло. Если же кто-то попытается сотворить добро во имя злой цели, такое добро тоже обернется злом. Заканчивал он словами Линкольна: «Лучше потерпеть неудачу, чем потерять честь и унизиться до обмана» .

Настал день состязания, в котором приняли участие восемь или десять мальчиков и девочек. Мониба говорила очень хорошо – она держалась спокойно, речь ее была эмоциональна и богата поэтическими образами. Этим она выгодно отличалась от моей. Впрочем, по части содержания моя речь ничуть не уступала, а возможно, даже превосходила речь Монибы. В отличие от своей подруги я ужасно нервничала, руки у меня тряслись, колени подгибались. В зале присутствовал мой дедушка, специально приехавший из деревни ради такого случая. Я знала, он очень хочет, чтобы я стала победительницей, и это заставляло меня нервничать еще сильнее. Отец учил, что перед тем, как начать говорить, надо глубоко вдохнуть. Но когда я увидела множество устремленных на меня глаз, все наставления вылетели у меня из головы. Я пропускала целые абзацы, листочки с речью трепетали у меня в руках, строчки плыли перед глазами. Произнеся наконец слова Линкольна, я взглянула на отца. Он улыбался.