Малала Юсуфзай - Я – Малала

Далеко внизу мама провожала вертолет глазами, стоя на крыше нашего дома. Когда пришло известие о том, что я ранена, мама занималась с госпожой Ульфат и впервые в жизни пыталась прочесть слова «книга» и «яблоко». Страшная новость долетела до мамы в искаженном виде, и поначалу она считала, что школьный автобус попал в аварию и у меня повреждена нога. Мама со всех ног бросилась домой и рассказала обо всем бабушке, которая жила с нами. Она попросила бабушку молиться обо мне. Мы верим, что молитвы стариков, убеленных сединами, быстрее доходят до Аллаха. Заметив на столе остатки яичницы, которую я не успела доесть утром, мама зарыдала. На стенах висели фотографии, на которых я получала различные премии. Их маме было особенно больно видеть, ведь она всегда относилась к этим премиям с настороженностью. Малала, Малала, повсюду Малала.

Вскоре наш дом наполнился женщинами. Согласно пуштунским обычаям, если кто-нибудь умирает, женщины приходят в дом умершего, а мужчины – в худжру, причем не только родственники и близкие друзья, но и все соседи.

Мама была ошеломлена, увидев такое количество людей. Она опустилась на коврик для молитвы и принялась читать на память суры Корана.

– Не надо плакать, лучше молитесь, – просила она собравшихся.

В комнату ворвались оба моих брата. Атал, вернувшись из школы пешком, первым делом включил телевизор и узнал из выпуска новостей, что в меня стреляли. Он позвонил Хушалю. Братья в два голоса стали подтягивать плакальщикам. Телефон звонил не переставая. Люди сообщали маме, что опасности для моей жизни нет, так как пуля задела только лобную кость. Мама уже не знала, что и думать, – сначала сообщили, что у меня повреждена нога, потом – что я ранена в голову. Ей хотелось пойти в больницу и быть рядом со мной, но люди убеждали ее остаться дома. Если Малала жива, ее немедленно перевезут в большой город, говорили они. Один из друзей отца позвонил и сообщил, что меня перевозят в Пешавар. Кто-то принес мои ключи, найденные на месте нападения, и это было самым тягостным моментом в маминой жизни.

– Мне не нужны ключи, мне нужна моя дочь! – закричала она, заливаясь слезами. – Зачем мне ее ключи, если со мной нет Малалы?

Тут все услышали шум вертолета. Женщины бросились на крышу.

– Это летит Малала! – кричали они.

Мама сорвала с головы платок – жест, который пуштунские женщины позволяют себе только в исключительных обстоятельствах, – и, держа его обеими руками, точно дар, протянула в небеса.

– Господи, я вверяю ее Твоей милости, – прошептала она. – Мы отказались от охранников, потому что уповали на Твою защиту. Жизнь моей дочери в Твоих руках, Ты один волен решать, жить ей или умереть.

В вертолете меня начало рвать кровью. Отец пришел в ужас, сочтя это признаком внутреннего кровотечения. Надежды его таяли с каждой минутой. Но госпожа Мариам заметила, что я пытаюсь вытереть рот концом платка.

– Она приходит в сознание! – закричала она. – Это хороший знак!

Наконец мы прибыли в Пешавар. Сопровождавшие меня думали, что нас доставят в больницу «Lady Reading», где работал прекрасный нейрохирург доктор Мумтаз. Вместо этого нас отвезли в Объединенный военный госпиталь, самый большой госпиталь в Пешаваре, основанный еще во времена британского правления и рассчитанный на 600 койко-мест. Госпиталь этот постоянно реконструировался и расширялся. Пешавар – ворота Федерально управляемых племенных территорий, и с тех пор, как в 2004 году в этих краях начались вооруженные столкновения между армией и боевиками, госпиталь был постоянно переполнен. Здесь получают помощь раненые солдаты и жертвы терактов. Как и большинство госпиталей в нашей стране, он окружен высокими бетонными стенами, и для того, чтобы попасть на его территорию, нужно пройти через контрольно-пропускной пункт. Все это – необходимые меры предосторожности против террористов-смертников.

Меня незамедлительно направили на отделение интенсивной терапии. Часы над постом медсестер показывали, что сейчас всего пять часов дня. На каталке меня отвезли в бокс, отделенный стеклянной перегородкой. Медсестра поставила мне капельницу. В соседнем боксе лежал молодой солдат, которому взрывом самодельной бомбы оторвало ногу. Помимо этого, у него были тяжелейшие ожоги всего тела. Вскоре пришел молодой нейрохирург полковник Джунаид. Отец был недоволен тем, что доктор оказался таким юным.

– Это ваша дочь? – спросил доктор.

Госпожа Мариам сказала, что она моя мать, так как боялась, что ее попросят выйти из палаты.

Доктор осмотрел меня. Я была в сознании, стонала, металась в бреду и без конца моргала, но ничего не могла сказать. Доктор зашил рану над моей левой бровью – входное отверстие пули. К его удивлению, пули не было видно на рентгеновском снимке.

– Если есть вход, должен быть и выход, – сказал доктор.

Он осмотрел мой позвоночник и обнаружил пулю, засевшую вблизи левой лопатки.

– Наверное, она сутулилась и, когда в нее стреляли, голова у нее была наклонена вперед, – заметил доктор.

Мне снова сделали компьютерную томографию. Доктор пригласил отца в свой кабинет и показал результаты исследования. Он объяснил, что сканирование в больнице Мингоры было сделано только в одной проекции. Новые снимки показывают, что положение более серьезное, чем казалось раньше.

– Видите, Зияуддин, пуля прошла совсем близко от мозга, – пояснил доктор. – Осколки кости повредили мозговые мембраны. Будем ждать и молиться. Оперировать вашу дочь сейчас не имеет смысла.

Отец был в отчаянии. В Мингоре доктора уверяли его, что моей жизни ничего не угрожает, а сейчас выяснилось, что рана очень опасная. Но если это так, зачем откладывать операцию? В военном госпитале отец чувствовал себя очень неуютно. В нашей стране, где армия много раз захватывала власть, люди относятся к военным настороженно. В долине Сват, которая долгое время находилась практически на военном положении, эта настороженность была еще сильнее. Один из друзей отца позвонил ему и сказал:

– Забери Малалу из этого госпиталя. Ей ни к чему превращаться в шахид миллат (национальную мученицу) вроде Лиаката Али Хана.

Отец не знал, как поступить.

– Я в полной растерянности, – сказал он полковнику Джунаиду. – Зачем нас сюда привезли? Я думал, что мою дочь поместят в гражданскую больницу.

Помолчав, он попросил:

– Вы бы не могли пригласить для консультации доктора Мумтаза?

– Не уверен, что он согласится, – отрезал полковник Джунаид, оскорбленный подобной просьбой.

После мы узнали, что, несмотря на свою юношескую наружность, полковник Джунаид работал нейрохирургом уже тринадцать лет и считался самым опытным и знающим специалистом в армии. Он решил стать военным врачом, идя по стопам своего дяди, который тоже был военным нейрохирургом. К тому же армейские госпитали были лучше оборудованы и обладали бо́льшими возможностями, чем гражданские больницы. Пешаварский госпиталь находился на переднем крае войны с талибами, и полковник Джунаид каждый день имел дело с огнестрельными и осколочными ранами.