Саймон Монтефиоре - Молодой Сталин

Сталина всю жизнь занимали священники, и, когда он встречался с другими семинаристами или с детьми духовенства, он часто подробно их расспрашивал. “Главное, чему попы научить могут, – это понимать людей”, – говорил он. Сталин всегда прибегал к катехистическому, “вопросо-ответному” языку религии. Его большевизм подражал христианству, здесь были свои культы, святые и иконы. Когда в 1929 году Сталина славили как вождя, он, кощунствуя, написал: “Ваши поздравления и приветствия отношу на счет великой партии рабочего класса, родившей и воспитавшей меня по образу своему и подобию”.

Еще одним забавным следствием семинарского прошлого было впечатление, которое оно производило на иностранцев. Например, Франклин Рузвельт, очарованный Сталиным на Тегеранской конференции в 1943 году, был, как записал его секретарь, “заинтригован тем, что Сталин готовился к пути священника”.

Прежний Бог по-прежнему обитал в его атеистическом сознании. На одной из встреч во время Второй мировой войны он простил Уинстону Черчиллю его антибольшевизм: “Все это относится к прошлому, а прошлое принадлежит Богу”. Американскому послу Авереллу Гарриману он говорил: “Прощать может только Бог”. Некоторые его друзья, например Капанадзе, стали священниками, но Сталин поддерживал с ними теплые отношения. Вместе со своими приближенными он пел на пьяных большевистских застольях церковные гимны. Он смешивал православие и марксизм в полушутке: “Не ошибаются только святые. Господа Бога можно обвинить в том, что… много нищих, обиженных…” [45]Впрочем, действия Сталина всегда красноречивее слов: диктатор безжалостно преследовал церковь, убивал и ссылал священников – до 1943 года, когда он восстановил патриаршество, но только в качестве военной необходимости, чтобы поставить себе на службу старый русский патриотизм [46].

Может быть, свой подлинный взгляд на Бога он обнаружил, посылая после Второй мировой войны в подарок рыбу своему протеже Алексею Косыгину (при Брежневе он станет председателем Совета министров): “Товарищ Косыгин! Посылаются вам дары от Господа Бога, я исполнитель его воли. <���…> Сталин”. Будучи в каком-то смысле верховным жрецом истории, тифлисский семинарист действительно думал о себе как об исполнителе воли Бога 5 .

“Изменило ли это что-то в характере Сталина? – не раз размышлял Франклин Рузвельт. – Не объясняет ли это его способность к состраданию, которую мы все ощущаем?” Возможно, именно “священство” научило Сталина, “как должен вести себя джентльмен-христианин”.

Между тем этот христианский джентльмен ушел далеко от христианства. Даже умеренные благородные социалисты, такие как Жордания, теперь раздражали его и Ладо. “Они ведут среди рабочих культурно-просветительскую работу и не воспитывают их революционерами”, – говорил Сосо. Он обличал Жорданию перед друзьями и рассказывал, что набрел на труды замечательного радикала по фамилии Тулин. Это был один из псевдонимов Владимира Ульянова, в будущем Ленина.

“Если бы не Ленин, то я пел бы в церкви, и довольно неплохо, не зря же я семинарист”, – смеялся Сталин в старости. Он рассказывал друзьям об этом далеком революционере. “Я во что бы то ни стало должен увидеть его!” – заявлял он, окончательно решившись посвятить себя марксистской революции. Но у него были и насущные заботы. Кеке “очень рассердилась на него” за то, что он оставил семинарию:

Сосо приходилось несколько дней прятаться в садах в селении Гамбареули, недалеко от Гори, друзья приносили ему туда пищу. Он вернулся в Тифлис, но вскоре поругался с соседями по комнате, которые поддерживали Жорданию. Пришлось съехать. Он сражался с товарищами-семинаристами, затем с соседями, а теперь вступил в конфликт со старшими тифлисскими радикалами. Везде, куда приходил этот грубый, самоуверенный юноша, стоило ждать неприятностей 6 .

Сосо были нужны работа и дом. Он стал метеорологом. Как ни странно, образ жизни метеоролога в Тифлисской физической обсерватории был удобнейшим прикрытием для молодого революционера. Здесь уже работал его горийский друг Вано Кецховели, младший брат Ладо. В октябре 1899-го Сталин разделил с ним маленькую комнатку под обсерваторской башней [47]. Заняв должность вычислителя-наблюдателя, он работал три раза в неделю с 6:30 до 22:00. Каждый час он проверял показания термометров и барометров и получал за это двадцать рублей в месяц. В ночную смену он трудился с 20:30 до 8:30, а после у него оставался целый день для революционной работы. В конце 1899 года Ладо, которому охотно помогал Сосо, начал готовить забастовку, одно из первых полномасштабных радикальных выступлений рабочих в Грузии.

В первый день нового года Ладо удалось остановить движение в городе: возницы тифлисской конки отказались работать. Тайная полиция наблюдала за Ладо и синоптиками-революционерами. В первые недели 1900 года полиция нагрянула в обсерваторию, арестовала Сталина и водворила его в Метехскую крепость. Официальной причиной первого ареста Сталина было то, что Бесо не уплатил налоги в своей родной деревне Диди-Лило 1 . Но, скорее всего, это было предупреждение от жандармов.

Денег у Сталина не было, но его более обеспеченные друзья во главе с Давиташвили собрали деньги и уплатили налог. Едва ли это упрочило сыновнюю любовь Сосо – хотя Бесо несколько раз приходил к нему в обсерваторию.

Узнав, что Бесо вновь появился в жизни ее сына, доблестная Кеке отправилась в Тифлис на выручку. Она настояла на том, чтобы поселиться в комнате Сосо 2 .

Когда Сталина выпустили, а назойливая мать уехала домой, он опять начал воодушевлять рабочих устраивать забастовки по всему городу; главной мишенью агитации были железнодорожные цеха. Он много времени проводил в депо, длинном каменном строении с большими решетчатыми окнам, где все оглушительно лязгало и стучало, где пыхтели паровозы. Для начала товарищи поручили ему две подпольных группы железнодорожников, так называемые кружки. “Я был совершенно неопытен, абсолютный новичок” 3 .

Сталин жил и одевался соответственно положению; его облик был, как писал Троцкий, “общим признаком революционеров, особенно в провинции”: борода; длинные, почти как у хиппи, волосы; черная атласная русская блуза с красным галстуком. Неухоженность ему нравилась. “Его нельзя было видеть иначе как в этой грязной блузе и нечищеных ботинках”, – сообщает Иремашвили 4 .

Сосо с энтузиазмом читал в своих кружках лекции и проводил агитацию. “Почему мы бедны?” – спрашивал он свою небольшую аудиторию. “Почему мы бесправны?” “Как изменить жизнь?” Его ответ был один: марксизм и Российская социал-демократическая рабочая партия (эсдеки) 5 .