Брет Уиттер - Пока не сказано «прощай». Год жизни с радостью

«Если увидишь, забери ее!» — сказала ты тогда — может, в шутку, а может, и всерьез.

Барбара давно вызывала мое любопытство, не только из-за ее экстравагантных поступков, — мне было просто интересно увидеть эту американскую принцессу, которая похитила сердце моего отца.

Мне хотелось узнать у нее что-нибудь о том, как он любил.

Нэнси прочитала всю историю с обращением за помощью к Пэту и ответом Барбары. Она дошла до строк:

Однажды, сидя на диване в гостиной ее дома, я сощурилась от солнца.

«Ты щуришься совсем как Панос», — сказала она.

Так что в конце концов Барбара мне поверила. Что было далеко не так важно для меня, как заполучить Библию.

Которую я теперь передаю тебе.

Твоя доброта породила в моей жизни ответное добро, дала мне покой и силу. Ты поделилась со мной Паносом, и это помогло мне обрести душевное равновесие, так как я знаю теперь, что моя форма БАС — не генетическая и мне нечего волноваться за своих детей, они не заболеют этой болезнью.

Мне очень понравились рассказы о бесстрашии Паноса. Они помогают мне быть сильнее сегодня…

Сулла, ты обогатила меня — я узнала, каким был мой отец, я могу гордиться тем, что я его часть, и грустить оттого, что я никогда его не знала. Теперь у меня есть рассказы о нем, его фотографии, вещи, которые ему принадлежали, — и все это благодаря тебе и Эллен.

У меня есть его образ, которым я восхищаюсь. И я надеюсь, очень надеюсь встретить его по ту сторону жизни.

Я не боюсь смерти. Во мне нет страха.

Спасибо тебе за все. Эвхаристо.

Сулла сидела молча, потрясенная.

И тут бойкая на язык Надя попросила показать Библию.

— Нет, это не та, — прочирикала она, едва ее увидев.

Авраам проглядел книгу внимательно и обнаружил то, чего не заметил ни Пэт, ни мы с Нэнси. Выделенный желтым маркером абзац о том, что жена должна быть покорна мужу своему.

Значит, это Библия Барбары!

— Что ж, важен не результат, а намерение! — сказала я собравшимся.

И мы все от души посмеялись. И тогда неловкость улетучилась, и возникло новое воспоминание, новая история, которой можно поделиться под крышей хижины-чики с друзьями, как хорошим вином.

Стелиос, сын Джорджа, пригласил нас внутрь послушать его игру на пианино. Он исполнил «Звездно-полосатый флаг», Анастасия стояла рядом и дирижировала. К концу программы я уже практически выдала за него Марину. Закатывай глаза сколько хочешь, Марина, но это так.

Джордж, Нэнси и я вместе учились в университете Флориды по программе для журналистов. Однажды он снял нас с Нэнси в своих короткометражках, которые делал для курса по телесъемкам.

Джордж нашел те старые пленки и показал их нам. Вот Нэнси, моложе на двадцать лет, но точно такая, как сейчас, только волосы втрое пышнее.

А вот и я. Совсем, совсем другая. Со светлыми густыми волосами, щеки круглые, а не впалые, как сейчас. И мои руки.

В этом фильме я готовлю греческий салат. Камера наезжает на мои руки, которыми я нарезаю помидор, огурец, лук.

Пальцы у меня тонкие и ловкие, ногти натуральные, длинные и гладкие.

Те же самые пальцы, которые сейчас скрючились из-за слабости мышц. Ногти на них неухоженные и зачастую грязные, так как я не могу приводить их в порядок сама.

И что же я делаю?

Что делаю я в такие моменты, как этот, когда увечье становится особенно очевидным для меня самой?

Мысленно вспоминаю то оставшееся, за что еще можно быть благодарной.

Пусть мои руки как корни и я ничего не могу делать, но я пока могу чувствовать. У меня есть связь с миром, которую никогда не отнимет даже БАС.

На Кипре мне предстояло еще одно путешествие. Домой. Поездка, полная образов. Звуков. Вкусов. Прикосновений. Поездка, которая ублажит все мои пять чувств.

Те, которые у меня никто никогда не отнимет.

В мой первый приезд на Кипр Сулла рассказывала мне о необычайном дне, который они с Паносом провели вдвоем году примерно в 1996-м. Вместе они посетили места своего детства на севере Кипра: прежде всего пляж, который Панос особенно любил. А затем еще монастырь.

Сулла показала мне фотографию, где Панос стоит в монастыре на какой-то продуваемой ветром галерее, под арками.

«Я хочу съездить туда», — сказала я.

Ибо именно так вызывают духов. Отправляясь в путь.

Но я сама не понимала, о чем просила тогда.

С 1974 года Кипр поделен на две части — греческую и турецкую. Разделена даже столица Никосия. Разрезана бескомпромиссно, по живому, как некогда Восточный и Западный Берлин.

Война между греками и турками — двумя народами, пустившими корни на этом острове, — была жестокой. Обе нации сформировали свои армии. Многие погибли. Десятки тысяч людей лишились крова.

Каждый киприот помнит те дни, даже дети, которые знают о тех событиях лишь по рассказам взрослых.

«Моя мать развешивала белье, — рассказывал один наш друг-турок по имени Фират, вспоминая о греческом бомбовом ударе. — Она так напугалась, что выскочила из шлепанцев».

Аврааму было тринадцать, когда турецкая армия подошла к его дому. Он, еще трое детей и их родители сели в машину и поехали искать убежище в сосновом лесу на склонах горного хребта в нескольких часах пути от дома.

«Мой отец сказал: „Заночуем здесь“, — вспоминал Авраам. — А я спросил его: „Где — здесь?“»

Они прожили в лесу месяц, ожидая, что со дня на день смогут вернуться домой.

Но так и не смогли.

По решению ООН остров разделила Зеленая демаркационная линия. К югу от нее находится Греческая Республика Кипр, к северу — самопровозглашенная (и так никогда международно не признанная) Турецкая Республика Северного Кипра. Пересечь эту черту не может никто.

Две части одного острова оказались оторваны друг от друга так же необратимо, как я была оторвана от своего отца, человека, которого мне захотелось узнать.

Панос и Сулла были греки-киприоты с севера. В 1996-м они уже больше двадцати лет не были дома. А потом Паносу выпала редкая возможность.

Известный детский хирург, он спас жизнь сыну турецкого министра. Благодарный министр спросил у Паноса, чем он может ему отплатить.

Панос попросил, чтобы им с Суллой разрешили пересечь границу и побывать в тех местах, где прошло их детство.

Им дали один день, и то в сопровождении военных. Вот до чего строгие порядки на Кипре!

К моему первому приезду в 2010 году напряженность немного спала. Зеленая линия осталась, но Джорджу и Юле позволили свозить меня на север.

Я даже не поняла, как это было для них непросто. Просить греческого киприота перевезти вас на турецкую сторону — это все равно что упрашивать человека, бежавшего с Кубы, сопроводить вас на этот остров. Чувство утраты, как личной, так и культурной, неизмеримо.