Филип Шенон - Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования

В телефонном разговоре Перри изложил свою версию касательно исчезнувшей пули. Врачи из Паркленда сделали трахеотомию, пройдя в сильно пострадавшее дыхательное горло президента, чтобы он мог дышать, именно в этом месте, рядом с узлом его галстука, была небольшая рана. Возможно, пуля вышла через это отверстие? «Как только доктор Перри это произнес, все сразу стало ясно, и мы сказали: ага, теперь понятно, как она вышла», – вспоминал Хьюмс 21 . После трахеотомии выходного отверстия было не разглядеть, предположил он. Врачи так и не смогли с уверенностью определить, где оказалась пуля в итоге, и все-таки теперь они знали, что она могла выйти через горло президента.

В ту субботнюю ночь, когда Хьюмс сидел у себя дома за столиком у камина в гостиной, он заметил пятна крови – крови президента, – пропитавшей каждую страничку его записок, сделанных в секционном зале, а заодно и все страницы чернового варианта отчета о вскрытии. Позднее он вспоминал, что содрогнулся, увидев эти пятна22.

Очень медленно и осторожно он принялся переносить информацию из своих записок на чистые листы бумаги. «Я сел и скопировал все начисто слово за словом», – вспоминал Хьюмс позднее 23 . Это отняло несколько часов. Под рукой у него лежал потрепанный «Медицинский словарь Стедмэна» – ему не хотелось, чтобы в отчете, предназначенном для Белого дома, были орфографические ошибки.

Одному только Хьюмсу известно, что подвигло его на следующий поступок. Были ли в изначальной версии отчета и его записках ошибки, которые ему хотелось исправить? Смог ли он установить соответствие между входными и выходными отверстиями от пуль? Скрыл ли он еще какую-нибудь информацию, помимо состояния надпочечников президента, о которых он обещал Беркли не упоминать? Или ему велели так поступить? Какой бы ни была причина, Хьюмс решил уничтожить каждый клочок бумаги, за исключением чистовой копии. Он не хотел, чтобы испачканные документы попали в руки любителей кровавых подробностей.

Годы спустя он признался, что не вполне понимал, зачем это сделал, не думал, что его действия могли послужить поводом для теорий заговора, которые преследовали его на протяжении всей жизни. Он попытался реконструировать ход своих мыслей: «Когда я заметил пятна крови на документах, я сказал себе: никто и никогда их не получит» 24 .

Прежде чем направиться к камину, Хьюмс в последний раз пересмотрел оригинальные записи. Он бросил окровавленные листы оригинала чернового отчета о вскрытии в огонь и смотрел, как они превращаются в пепел. Затем кинул в огонь и свои записи из секционного зала 25 .

«Я сжег все, что у меня было, за исключением окончательной версии отчета, – сказал он. – Мне не хотелось оставлять ничего. Точка».

Мотель «Экзекьютив-Инн»

Даллас, Техас

23 ноября 1963 года, суббота

В Далласе уничтожение улик началось на следующий день после убийства. Через несколько часов после ареста мужа Марина Освальд вспомнила о «глупых фотографиях», которые она сделала на заднем дворе ветхого домика в Новом Орлеане, где их семья провела то лето. На фотографиях был запечатлен ухмыляющийся Ли, весь в черном, с винтовкой (приобретенной по почте) в одной руке и номерами газет The Militant и The Worker в другой.

В пятницу вечером, после того как сотрудники ФБР и полиции Далласа допросили Марину, ей позволили вернуться в дом Рут Пейн, ее тамошней приятельницы, немного говорившей по-русски. Марина, поразительно красивая 22-летняя русская женщина, которая вышла замуж за Освальда, когда он пытался перебраться в Советский Союз, жила у Рут несколько недель, пока Освальд в поисках работы жил сначала в Новом Орлеане, а потом и в других местах.

По возвращении домой она сразу же нашла фотографии, которые спрятала в альбом с детскими фотографиями, и показала их свекрови – Маргерит Освальд. Женщины были едва знакомы – Освальд всегда говорил, что ненавидит свою мать и отказывался с ней видеться, – и вот убийство заставило обеих миссис Освальд воссоединиться. Марина знала по-английски всего несколько слов.

– Мама, мама, – воскликнула она, показывая снимки свекрови.

По свидетельству невестки, фотографии младшего сына с винтовкой в руках произвели шокирующее впечатление на миссис Освальд:

– Спрячь их, – немедленно сказала она.

Марина засвидетельствовала, что поступила именно так, как ей было сказано, положив фотографии в свой ботинок.

На следующий день, в субботу, после того как Марину еще несколько часов допрашивали полицейские, свекровь подошла к ней и спросила:

– Фотографии, где они?

Марина показала на свои ботинки.

– Сожги их, – сказала Маргерит невестке (так об этом вспоминала Марина), – сожги немедленно.

И вновь Марина поступила так, как ей было сказано. В тот вечер ее и свекровь Секретная служба перевезла в маленький мотель «Экзекьютив-инн», неподалеку от аэропорта Лав-Филд. Марина рассказывала, что взяла фотографии и коробку спичек в ванную, положила фотографии в пепельницу, которую нашла в номере мотеля, чиркнула спичкой и поднесла пламя к краю одной из фотографий. Плотная фотобумага горела плохо, и, по словам Марины, ей пришлось использовать несколько спичек. Позже свекровь утверждала, что это именно Марина решила уничтожить фотографии. Но Маргерит Освальд находилась в том же номере и видела, как Марина сжигает фотографии. Маргерит призналась, что это она, а не Марина, спустила содержимое пепельницы в унитаз. «Я бросила обгоревшие обрывки снимков и пепел в унитаз, – рассказывала она позже, – и спустила воду. Мы не сказали друг другу ни слова».

Региональное отделение ФБР в Далласе

Федеральное Бюро Расследований

Даллас, Техас

24 ноября 1963 года, воскресенье

В те выходные некоторые документы стали исчезать и из материалов ФБР. Около шести часов вечера, в воскресенье, специальный агент ФБР Джеймс Хости был вызван в офис своего начальника Гордона Шэнклина, ответственного оперативного сотрудника регионального отделения ФБР в Далласе. Хости рассказывал, что Шэнклин пододвинул к нему листок бумаги, лежавший на столе 26 .

– Избавься от этого, – приказал он, – Освальд уже мертв. Суда не будет.

Несколькими часами ранее Освальд был застрелен Джеком Руби в Главном управлении полиции Далласа; шокирующая сцена была показана по национальному телевидению в прямом эфире.

Шэнклин кивнул на листок бумаги и повторил свой приказ агенту Хости, 38-летнему человеку с квадратной челюстью, который поступил на работу в ФБР десять лет назад в качестве офисного клерка – традиционный карьерный путь для региональных агентов.

– Избавься от этого, – повторил Шэнклин.