Ричард Хэк - Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи

Горничная заплакала. Агату всю трясло, хотя она силилась внять призыву премьер-министра и сохранять спокойствие. Но тело ее не желало подчиняться. Агата уже прошла через войну и знала, что2 она творит с людьми. Новость была страшным ударом, но еще страшнее было уже знакомое ощущение обреченности. “Ну вот, опять”, – подумалось Агате, и она инстинктивно протянула Дороти руку. Та крепко стиснула ее ладонь похолодевшими пальцами.

Макс на речь Чемберлена отозвался вступлением в местный отряд самообороны. Агата считала, что эти вояки “напоминают опереточных героев”. Что поделаешь, это были абсолютно “нестроевые” граждане непризывного возраста, но боевой дух был у них на высоте. Винтовок набралось мало, тем не менее ополченцы организовали ночные дозоры, наблюдая за берегами и небесами: не идет ли враг, не летят ли его самолеты? Агата потом вспоминала: “Некоторые жены с большим недоверием относились к отлучкам своих благоверных, отправлявшихся на ночное дежурство”.

Роман “Убить легко” успел выйти до начала войны, в июне, и был хорошо принят. “Манчестер гардиан” писала: “Перед нами очередное свидетельство неистощимой изобретательности миссис Кристи, ее неиссякаемого таланта”.

Далее следовал сборник “Тайна регаты” и другие рассказы”, составленный для Америки. Это было впервые, раньше новинки выходили и в Англии и в США. Журнал “Нью-йоркер” счел, что рассказы “довольно простенькие, но симпатичные, в самый раз для воскресного отдыха”.

Истинным шедевром Агата Кристи порадовала армию своих поклонников ближе к концу 1939 года, в ноябре. Роман “Десять негритят” сметали с магазинных полок. Заголовок (вроде бы с расистским душком) продиктован сюжетом: десять человек оказываются на уединенном Негритянском острове у берегов Девона, который “назван так потому, что его очертания напоминают мужскую голову с толстыми, как у негров, губами”.

В Америке опасались, что кому-то название покажется оскорбительным, поэтому вышедший у них в 1940 году роман переименовали: “И не осталось никого”.

Англичане расистского налета в негритятах не обнаружили. Знатоки из Старого Света сразу поняли, что тут имеется в виду не столько остров-голова, сколько всем известный шутливый стишок-считалочка про десятерых негритят [46], с которыми постоянно что-то приключалось, и в финале из их дружной компании “не осталось никого”.

Руперт Харт-Дэвис, обозреватель журнала “Спектейтор”, назвал книгу “шедевром от Агаты Кристи”. Исаак Андерсон (напомним: обозреватель из “Нью-Йорк тайме”) восхищенно недоумевал: “Не верится, что такое вообще возможно, это нечто фантастическое. Самая изящная и остроумная среди загадочных историй Агаты Кристи”.

Миссис Кристи Мэллоуэн тоже была очень довольна этой книгой, вот это и впрямь какая-то фантастика. Ведь она никогда не считала себя выдающейся писательницей и не очень-то прислушивалась к мнению литературных обозревателей. Но об этом романе она говорит в “Автобиографии” с откровенной гордостью:

“Десять негритят” я написала, потому что меня захватила сложность задачи: выстроить сюжет так, чтобы десять смертей выглядели правдоподобными и чтобы сложно было вычислить убийцу. Процессу написания предшествовало долгое, мучительное обдумывание, но конечный результат мне понравился. История получилась ясной, логичной и в то же время загадочной, при этом она имела абсолютно убедительную развязку: в эпилоге все разъяснялось. Книгу хорошо приняли и хорошо о ней писали, но истинное удовольствие от нее получила именно я, потому что лучше всякого критика знала, как трудно было ее сочинять”.

“Десять негритят” (или “И не осталось никого”) продолжают выпускать стомиллионными тиражами, роман на протяжении десятков лет остается одним из мировых бестселлеров.

Последнее, что она написала до войны, – “Печальный кипарис”, опубликованный в марте 1940 года. Агату очень огорчила обложка. Она, конечно, не имела права диктовать художнику свои требования, но, увидев силуэт кипариса на “небесном” тускло-голубом фоне, написала Эдмунду Корку гневное послание: “Это удручающая банальность!!!” Сама она представляла обложку более строгой: “Только черный и белый, это было бы броско, стильно и оригинально”.

Неизменно дипломатичный Корк ответил, что вообще-то обложки уже напечатаны и “вряд ли издатели захотят пустить их под нож, но, разумеется, если вы очень на этом настаиваете, они покорятся”.

Огорчала не только обложка, но и отзывы критиков. “Нью-Йорк тайме” сдержанно заметила, что “это не лучшее произведение Агаты Кристи”. Шотландская газета “Скотсмен” изъяснилась более определенно: “Печальный кипарис” не так убедителен и гораздо менее оригинален, чем прежние истории миссис Кристи”.

Между тем педантичные немецкие вояки действовали с методической жестокостью, и однажды ополченцы действительно увидели в небе над Девоном вражеские самолеты. Несколько бомб упали неподалеку от Гринвея – к счастью, никто не пострадал. Сделав свое черное дело, “мессер-шмитты” с ревом неслись дальше, исчезая в ночной темноте. В этих самолетах и в этих летчиках не было ничего романтического. Они казались Агате вместилищами ненависти и несли на своих крыльях смерть.

В это суровое военное время Максу выпала удача заняться по-настоящему важным делом. Учредитель Британского института археологии в Анкаре попросил его приехать в Лондон и помочь организовать сбор денег и продовольствия для изувеченного землетрясением турецкого города Эрзинджана – оно унесло тридцать пять тысяч жизней. Агата (которой было тогда около пятидесяти) осталась в Гринвее вместе с Розалиндой. Сама она нанялась в больницу Торки, вызвавшись поработать в аптеке (хотела освежить свои фармацевтические знания): “Что и говорить, со времен моей молодости наука не стояла на месте. Появилось множество новых пилюль, таблеток, присыпок, мазей и прочих препаратов”.

Через некоторое время после бомбежек Девона Агата уехала в Лондон, они с Арчи поселились на Шеффилд-террас, но вскоре и на эту улицу стали падать бомбы. Дома напротив были разрушены до основания, а их дом пострадал от ударной волны, особенно сильно верх и цокольный этаж. Агате было особенно жаль любимого рояля: “Мой “Стейнвей” уже никогда не будет звучать, как прежде”.

Война подступала все ближе, теперь приходилось прятаться за шторами затемнения и привыкать к вою сирен.

В общем, “идеальный дом” Мэллоуэнов был изранен фугасными бомбами, посему Розалинда жила в Гринвее, а Макс и Агата переехали в Хэмпстед, на Лон-роуд. Несколько лет назад там воздвигли ультрасовременные бетонные здания, спроектированные канадским архитектором Уэллсом Коутсом. В одной из тамошних квартирок Агата проведет почти всю войну, почти все время в одиночестве. Исключительно в компании силихем-терьера Джеймса, которого на нее оставляла Карло (дорогой ее “адъютант”), поскольку дни напролет теперь трудилась на военном заводе.