Том Вольф - Мария Каллас. Дневники. Письма

Том рассказывал мне, что доходило до поразительных совпадений. Мало того, что в спектакле с Моникой Беллуччи в качестве реквизита используется диван, реально стоявший в парижской гостиной Каллас. Так даже платья, в которых играет Моника, тоже раньше принадлежали певице. Их предоставил итальянский коллекционер, про которого доподлинно известно, что он никогда не расстается со своими сокровищами, купленными на аукционах за немалые деньги. Но ради такого случая он готов был пойти на неслыханные жертвы. А главное – платья Каллас подошли Беллучи, будто были специально для нее сшиты. Ничего менять не пришлось.

Символично и то, что после тягостной, тревожной весны в Париж, успевший отвыкнуть от всяких зрелищ и увеселений, первой вернулась именно Мария Каллас. Вернулась в формате некоего иммерсивного проекта «Maria by Callas, L’ Experience», который придумал неутомимый Том Вольф. Это уже технологии XXI века: свет, звук, стереозвучание… Полная иллюзия погружения в некий магический музыкальный космос. А на экране, который окружает тебя со всех сторон, пылает тысяча свечей, и Тоска – Каллас в своем пунцово-кровавом бархатном платье простирает к нам руки из бездны 3D и поет свое вечное «Vissi d’Arte».

Точно так же пел этот великий голос, ничем не усиленный, кроме акустики старинных оперных залов в разоренной, послевоенной Европе 40-50-х годов. Голос, обещавший счастье после всех пережитых ужасов и страданий. Голос, возвращавший людям утраченное ощущение исключительности человеческой личности. Голос Абсолютной Красоты, который больше не спутаешь ни с каким другим. Голос великой гречанки, победившей расстояния, время и небытие.

В этой книге он впервые зазвучит по-русски.

Сегодня мы говорим спасибо всем, кто сделал это возможным. Прежде всего, компании Nespresso в России. Наша огромная благодарность большой поклоннице оперного искусства г-же Наталии Кузьминой и ее сыну, бизнесмену Энверу Кузьмину, генеральному директору компании «Реставрация Н». Не могу не выразить признательность продюсеру Александру Грицевичу, деятельно поддержавшему идею издания «Писем», а также главному редактору Harper’s Bazaar Дарье Веледеевой и редактору Денису Мережковскому, которые первыми опубликовали подборки писем Каллас в России. Наше искреннее восхищением всему коллективу переводчиков Марии Зониной, Дмитрию Савосину и Нине Хотинской.

И, конечно, хотел бы еще раз выразить безмерную благодарность г-ну Тому Вольфу, без которого издание этой книги никогда бы не состоялось.

…Лето 2020 года. Париж после пандемии с трудом возвращается к обычной жизни. Остается ощущение тревоги, висящее в воздухе. Еще закрыты государственные музеи, а театры раньше срока объявили о завершении сезона. Пока неизвестно, когда они откроются осенью. Долгое затворничество и страх что-то странно сделали с людьми. Все нервны, раздражительны. Почти нет праздных туристов. И это тоже бросается в глаза, меняя не только настроение, но, кажется, и сам столичный ландшафт. Невольно глаз ищет, как зацепиться за что-то привычное, вечное, как, например, Триумфальная арка на площади Звезды, или фонтаны и скульптуры в садах Тюильри, или башни и шпили на острове Ситэ… Париж всегда Париж. И на первой же печатной афише в городе, извещающей о небывалом иммерсивном проекте в La Grande Halle De La Villette, значится великое имя Марии Каллас. Это как сигнал, что все еще вернется, все будет как прежде. Наши небесные покровители, наши боги и кумиры остаются с нами. Надо только набраться терпения. И эта книга писем Марии Каллас, вышедшая на русском языке, тоже в каком-то смысле памятник терпению и надежде. И, конечно, великому голосу, который будет звучать всегда!

А началось все три года назад. В витрине знаменитого парижского книжного магазина «Galignani» на улице Риволи я заприметил обложку альбома, огромного и внушительного вроде тех, что выпускает французское издательство Assolune. Книга как атрибут интерьера, как некий монумент из глянцевой бумаги, упакованный в атласный переплет. Ей даже не книжные полки полагаются, а некие массивные пьедесталы, чтобы медленно листать, страницу за страницей, смакуя запах типографской краски и разглядывая шрифтовые изыски. Альбом о Марии Каллас, самой великой оперной диве ХХ века. Свои электронные ридеры припасите для звезд попроще. По статусу Каллас полагается только люкс ручной работы, только величественная тяжесть фолианта, который уже на выходе объявлен был библиографическим раритетом. По редакторской привычке ищу, кто же автор? И натыкаюсь на имя, которое мне ничего не говорит, – Том Вольф. Сразу представляю себе седого дедушку, который в юности слышал Каллас, а после этого долгие годы не мог отделаться от наваждения детства. Но это еще не все.

В Париже осенью 2017 года открылась большая выставка, посвященная Марии Каллас. Место новое, еще не слишком обжитое, называется La Sien Musicale – большой музыкальный комплекс, куда от центра на метро добираться не меньше получаса, а на такси по парижским пробкам и того дольше. Но ради Каллас можно преодолеть и не такие расстояния.

Приезжаю, подхожу к афише, чтобы пробежать глазами, кто куратор выставки, и снова – Том Вольф. Откуда он взялся? Сколько ему лет? Кем приходится певице? Каллас умерла больше 40 лет назад. Наследников у нее не было. Кто сейчас будет во всем этом рыться, искать улики, приводить доказательства, жить страстями, угасшими еще в прошлом веке? Но появляется некий новый Вольф. И вот фолиант в коробке, и выставка, и великое имя Марии Каллас снова не сходит с афиш, с журнальных и газетных полос. Ее много. Отовсюду доносятся ее небесные трели. И это заслуга Тома Вольф.

Мы все в той или иной степени заложники придуманных мифов. Людям привычно жить в окружении легенд, знакомых с детства. Их тайное покровительство и постоянное присутствие подменяет нам зачастую живые связи и подлинное общение. Маленькие домашние алтари в их честь, разные годовщины и дни памяти – это попытка отстраниться от реальности, которая нестерпимо груба, попытка приблизиться к абсолюту, как бы далеко он ни обретался и ни был недоступен. Поэтому пафос сохранения и сбережения культуры мне лично хорошо понятен. Но тут какая-то совсем другая история. История страсти исследователя и биографа, которая буквально захватывает тебя сразу, как только ты переступаешь порог первого полутемного зала и идешь по извилистому лабиринту судьбы Марии Анны Софии Кекелии Калогеропулус, известной под именем Марии Каллас. И дело не только в изысках дизайна и содержательности экспозиции, хотя все было подобрано с огромным вкусом и дотошной музейной тщательностью: вот свидетельство о рождении, вот первая афиша с ее именем, вот фото, на которой она выглядит аппетитной толстушкой в белой нейлоновой кофточке. Типичная секретарша в офисе средней руки. Неужели она была такой когда-то? Да была. И впервые вышла на сцену, наряженная в какие-то бесформенные балахоны или утопающая в кружевной пене по оперной моде тех лет, похожая в них на всех провинциальных примадонн разом. Но голос…