Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Внутри самого нацистского движения антикоммунизм не всегда был таким самоочевидным, как можно было бы предположить. Коммунисты и нацисты, две противоположные партии, неоднократно объединялись в борьбе против Веймарской республики. В 1920-х «революционные» элементы внутри национал-социалистического движения образовывали «национал-большевистское» крыло. Такую позицию поддерживали не только бывшие лидеры нацизма – достаточно указать на Штрассера и Рема, но и многие из ее бывших сторонников все еще числились в движении. Две ключевые фигуры в данной работе, Йозеф Геббельс, министр пропаганды, и гаулейтер Эрих Кох, грозный владыка Украины, когда-то принадлежали к прокоммунистической или пророссийской группе.

Другая группа была сформирована «геополитической» школой вокруг Карла Хаусхофера. Несмотря на сильное влияние на нацистское движение, его поддержка континентального блока «от Атлантики до Тихого океана» (включая Россию и Китай) не могла не столкнуться в противостоянии с ортодоксальным нацизмом. Хотя Гитлер и не гнушался заимствовать его формулировки, сам Хаусхофер остался в немилости, и только в течение краткого периода пакта Молотова – Риббентропа его последователи смогли снова выйти в свет и поприветствовать новое созвездие евразийской власти. Для них это предвещало новую эру, в которой рейх пойдет по пути «открытия Востока».

Однако в конечном счете концепция «открытия Востока» оказалась достаточно гибкой, чтобы угодить обеим сторонам. «Ожидаемое объединение России с Германией может быть мирным, а может потребовать завоевания», – справедливо замечает аналитик геополитики. Цель осталась неизменной, но после нападения Германии на СССР она «перешла от сферы добровольного союза к театру войны». В самом деле, это было разумное объяснение, которое оправдывало вторжение в умах многих немецких «русофилов». Раз уж «любви» между Германией и Россией не возникло, то союз надо было закрепить свадьбой «под дулом пистолета».

Следует выделить две разные группы среди политиков и «восточных экспертов» рейха. Обе они пришли с восточных окраин. Действительно, «было ли это всего лишь совпадением, – пишет немецкий наблюдатель, – что направление национал-социалистической Ostpolitik было задано австрийцем Гитлером и прибалтийским немцем Розенбергом?» Что касается фюрера, то его опыт в Австро-Венгерской империи зачастую влиял на его взгляды. «Я знаю славян из своей родной страны», – заявлял он. Подоплекой многих его гневных анти-украинских и антивенгерских высказываний были австрийские обиды, возникшие еще до 1918 г.

С другой стороны, прибалтийские немцы стали крупнейшим элементом немецких кадров, занимавшихся восточными вопросами. Они родились в прибалтийских землях в то время, когда те еще были частью Российской империи, и с русским языком и культурой были знакомы не понаслышке. Хотя некоторые из них были сильно привязаны к России, многие затаили обиду. Их можно было найти во всех основных лагерях, пока немцы перетягивали канат военной Ostpolitik.

За фасадом тоталитарного Gleichschaltung [6] Насильственное приобщение к господствующей идеологии (в фашистской Германии). (Здесь и далее, кроме особо оговоренных, примеч. ред .) , ослепительного облика объединенной во имя победы нации и грандиозности нацистского триумфа бушевал конфликт, непостижимый для тех, кто считает современную диктатуру средой, в которой нет места разнообразию. В рейхе в тайне от всего мира разрасталось множество мнений, групп, соперничавших за власть и авторитет, людей, вымещавших друг на друге свои личные обиды, и чиновников, ратовавших за противоречивые политические курсы. Говоря о такой разнородности, ни в коем случае нельзя умалять важность общего состояния страны. Именно из-за ее тоталитарной структуры, в условиях отсутствия общественного мнения, внутренние конфликты должны были решаться (мирно или не очень) за кулисами, в атмосфере, которая отказывалась признавать их существование и в которой их разрешение сопровождалось характерной злобой и жестокостью.

В рассмотрении этих разногласий и их влияния на немецкую политику на востоке данная работа будет ссылаться на саму себя.

22 июня 1940 г. в Компьенском лесу Адольф Гитлер достиг пика своей политической деятельности: уполномоченные представители Петена согласились на условия, предложенные побежденной Франции. Год спустя, день в день, началось вторжение на Восток. История решения Гитлера о вторжении в Советский Союз хорошо рассказана в других книгах, и здесь достаточно будет рассмотреть только основные ее этапы. Самые ранние ссылки на решение Гитлера о подготовке к нападению на СССР датируются второй половиной июля 1940 г. Франция вышла из войны, Великобритания не желала сдаваться или идти на уступки, советское правительство наживалось на пакте Молотова – Риббентропа путем аннексии Прибалтики и Бессарабии [7] В случае Бессарабии – возвращение отторгнутой в 1918 г. Румынией территории России, а Прибалтийские республики после всеобщих тайных выборов, где победили народные фронты, добровольно и по их просьбе были приняты в состав СССР. , и Гитлер вернулся к своей старой концепции расширения на восток.

Разве он сам не говорил годом ранее своим генералам, что пакт был лишь временным соглашением?

«В настоящее время, – заявлял он, – Россия не опасна… Против России мы сможем выступить только тогда, когда обретем свободу действий на Западе… Сейчас у России нет причин отказываться от нейтралитета. Через восемь месяцев, год или даже несколько лет ситуация может измениться. Самая надежная мера предосторожности от возможной агрессии со стороны России заключается в немедленной демонстрации мощи Германии».

Старые чувства Гитлера возродились с неожиданной силой, и все, что их подпитывало, с готовностью воспринималось как очередное свидетельство предстоящего предательства Великой России. С рациональной точки зрения решение напасть на Советский Союз в то время, пока война с Великобританией шла с переменным успехом, а рейх получал значительную военную, экономическую и политическую выгоду от договора о ненападении, казалось абсурдом. Тем не менее оно, судя по всему, представлялось Гитлеру чрезвычайно привлекательным, так как он всегда рассматривал это как кульминацию своей исторической миссии. Хотя в конце июля Гитлер признавал, что «нет никаких признаков враждебной по отношению к нам деятельности со стороны России», главнокомандующему сухопутными войсками с 17 июля фельдмаршалу фон Браухичу и начальнику Генерального штаба сухопутных войск генералу Гальдеру было приказано немедленно начать подготовку к вторжению.