Свен Беккерт - Империя хлопка. Всемирная история

Другие европейские производители следовали этому примеру. В конце XVIII века датские путешественники отправились в Индию, чтобы разобраться в индийских технологиях и перенять их. А на протяжении XVII и XVIII веков английские печатники на хлопке собирали и затем копировали индийские рисунки, используя индийские навыки печати. Такие публикации, как «Отчет о мануфактурах, работающих в Бангалоре, и о процессах, используемых местными жителями при окраске шелка и хлопка» или аналогичный по тематике «Оригинальный восточный процесс придания хлопковой пряже или материи прочного, или глубоко проникающего, цвета, известного под именем турецкого или адрианопольского красного» дают примеры устойчивого интереса к освоению технологий. Как и в случае с прядильным колесом и горизонтальным педальным ткацким станком в прошлые века, Азия с XVI по XVIII век оставалась самым важным источником технологий хлопкового производства вообще и печати в частности. По мере того как ускорялось доминирование европейцев в глобальной сети хлопка, ускорялся и темп ассимиляции европейцами индийских технологий [116].

Замена индийских тканей отечественными для экспортного рынка и для внутреннего потребления стала основной задачей. Производители хлопка из Глазго в 1780 году оказывали давление на правительство с тем, чтобы оно помогло им получить доступ к экспортным рынкам, так как с тех пор, как возник «излишек товаров, который внутреннее потребление не может исчерпать, и поэтому заграничные продажи в гораздо большей степени стали совершенно необходимыми для того, чтобы занять машины (которые в противном случае будут утрачены), а также для того, чтобы поддержать отрасль для людей, которые были подготовлены для этой работы» [117]. Более того, имперская экспансия познакомила европейских, и особенно английских, торговцев с глобальными рынками хлопка. К 1770 году стало ясно, что рынки хлопкового текстиля в Европе и даже в еще большей степени в Африке, Америке и, разумеется, в Азии были гигантскими, а возможности для получения дохода для каждого, кто способен работать на эти рынки на конкурентной основе, практически безграничны. Понимание эластичности и доходности этих рынков происходило непосредственно из опыта торговцев, приобретенного в мировой сети дальней торговли хлопком [118].

Определенно экспортные рынки в результате стали самыми важными для европейских производителей хлопкового текстиля – рынки, которые сначала были захвачены с помощью экспорта тканей из Индии. «Величайшую важность для наших инвестиций представляет то, – писало лондонское управление коммерции своему корреспонденту в Бомбее, – что мы будем способны регулярно выставлять на продажу в значительных количествах товары из Сурата, в особенности для обеспечения африканской торговли». Западная Африка превратилась в важнейшего потребителя хлопковой ткани, получаемой французами из Пондишери не в последнюю очередь потому, что импорт в саму Францию был незаконным. Как замечал Легу де Флекс в конце XVIII века, «именно основание колоний (в Вест-Индии) и работорговля породили эту отрасль торговли с Индостаном… Но если колонии на Антильских островах перестанут покупать рабов, можно без сомнения сказать, что это направление будет все больше клониться к упадку» [119].

Английские производители и торговцы достаточно рано начали полагаться на экспорт отечественных и индийских тканей в Африку. Эта опора на заморские рынки стала особенно заметной после 1750 года. Как показал историк Джозеф И. Иникори, в 1760 году Британия экспортировала около трети произведенной в Англии хлопковой материи. К концу XVIII века доля ткани, отправлявшаяся за границу, увеличилась до двух третей. Африка и Америка были самыми важными рынками. К середине века туда отправлялось 94 % всего экспорта хлопковых тканей. Сам масштаб этого рынка означал, что те, кто был способен конкурировать на нем, могли заработать состояние. Адам Смит ясно видел это, когда в 1776 году писал о Новом Свете, что «открыв новый неисчерпаемый рынок для всех товаров Европы, оно дало возможность развития новым отраслям труда и усовершенствованиям мастерства, которые в узком круге старой торговли никогда не смогли бы появиться из-за отсутствия рынка, который забирал бы бóльшую часть их продукции» [120].

Высокая оценка этого хлопка африканцами была обусловлена существованием у них собственной хлопковой отрасли, а также намного более ранним приобщением к индийскому текстилю. Европейские работорговцы прежде всего старались привезти именно тот тип ткани, на который уже существовал спрос в Африке, особенно на хлопок цветов индиго и белого. Около 1730 года Ост-Индская компания отметила, что недостаток индийского хлопка «заставил людей заняться его имитацией здесь», в Англии, и европейские купцы даже экспортировали ткани под их индийскими названиями, потому что африканцы обычно предпочитали ткани, «сделанные в Индии». В меморандуме для Торговой палаты Элиас Барнс выражал надежду на то, что британские ткачи могут успешно копировать индийский хлопок. Он считал, что потенциальный рынок таких тканей был огромным: «Помимо того что они потребляются в наших собственных доминионах, весь мир будет нашим клиентом». Уже в 1791 году коммерческий департамент Ост-Индской компании принуждал Бомбей регулярно поставлять хлопок в Англию «для обеспечения в особенности африканской торговли» [121].

Имперская экспансия, рабство, экспроприация земли – военный капитализм – заложил основы для все еще малой и технологически отсталой хлопковой отрасли в самих европейских странах. Он обеспечил динамичные рынки, а также доступ к технологиям и необходимому сырью. Он также стал важным двигателем формирования капитала. Такие торговые города, как Ливерпуль, которые добывали свое богатство в значительной степени благодаря рабству, стали важными источниками капитала для зарождавшейся хлопковой отрасли, и торговцы хлопком в Ливерпуле обеспечивали все больше кредита для производителей, чтобы позволить им обрабатывать хлопок. В свою очередь лондонские торговцы, которые продавали пряжу и ткани, поступавшие от британских производителей, давали кредиты ланкаширским производителям. Фактически они обеспечивали очень важный и очень значительный оборотный капитал, так как доход от торговли перенаправлялся в производство, представляя собой «вливание торгового капитала». Более того, по мере того как эти торговцы богатели на дальней торговле, они могли требовать политической протекции от правительства, все более зависимого от дохода, источником которого они являлись [122].

Наконец, военный капитализм также поддерживал зарождение таких вторичных секторов экономики, как страхование, финансы и транспорт, – секторов, которые будут становиться исключительно важными для возникновения не только британской хлопковой отрасли, но и таких государственных институтов, как государственный кредит, собственно деньги и оборона страны. Эти институты возникли в мире военного капитализма «в качестве передовых производственных технологий и методов торговли», мигрировавших из экспортной торговли в отечественную экономику [123].