Рихард Крафт-Эбинг - Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни

Несмотря на все эти утверждения, я была убеждена, что моя жертва будет бесполезна, что не мне победить демоническую силу этого человека, но что она подавит всех нас.

Однажды, когда было не слишком жарко, Гроссы прислали за нами свой экипаж с приглашением провести у них день с детьми. В эту минуту Франци быстро подошла ко мне и потихоньку попросила меня отпустить детей вместе с моим мужем, а мы с ней переоденемся крестьянками и пойдем за ними пешком.

Франци мне очень нравилась; это был очаровательный и прекрасно воспитанный ребенок; в отсутствие матери она была восхитительной крошечной матерью для своих братьев и сестер и прелестной хозяйкой для нас. У нее было такое простое и чистое сердце, что в ее обществе я тоже чувствовала себя молоденькой девушкой.

Я с радостью согласилась с ее планом. Мортелла и жена пастуха уступили нам свои праздничные одежды, и вскоре две молодые и веселые крестьянки, неизвестные никому и возбуждавшие всеобщее любопытство, проходили по деревне.

Мы застали всех в саду. Они видели нас проходившими по длинной дорожке между земляничными грядами. Г-жа Гросс была недовольна, что кто-то беспокоит ее в саду в то время, когда она с друзьями, и послала к нам своего сына, чтобы велеть подождать ее во дворе.

Александр Гросс узнал нас только когда подошел совсем близко. Первое, что обратило на себя его внимание, это наши ноги; мы совершенно забыли об этой подробности. В восторге от нашего переодевания он захотел заинтриговать свою мать и, вместо того, чтобы вернуться, стал прогуливаться с нами по саду. Она встала и направилась к нам с целью дать нам урок учтивости. В продолжение нескольких минут удавалось избегать ее, и только когда она, покраснев от гнева, велела нас остановиться, мы подошли к ней. Тогда она повела нас с собой, и все, от мала до велика, разразились веселым смехом от удивления и восторга.

Леопольд вечно преследуя одну и ту же мысль, предложил бег взапуски. Александр должен был стоять у цели и извещать о прибытии скорохода хлопаньем в ладоши.

Г-жа Гросс пошла за сластями, которые должны были раздаваться в виде наград детям.

Дети побежали вперед, за ними взрослые: Леопольд, Ирма, Франци и, наконец, я, последней.

Когда я дошла до цели, Гросс схватил меня в свои объятия, понес точно ребенка за кустарник и поцеловал. Мой крестьянский наряд придал ему смелости.

Когда мы вернулись к остальным, в глазах моего мужа я прочла вопрос: «Ну, что?» Гордая осанка Александра была ему ответом. Молодой человек был почти нежен с Леопольдом, который разыгрывал роль наивного мужа так естественно, что мог обмануть самого опытного человека.

Александру Гроссу было двадцать четыре года, но выглядел он моложе. Радость от его победы была бы, конечно, не так велика, если б люди не знали о ней. Он совершенно изменился, у него появилась гордая и развязная походка, а на меня он стал смотреть как на свою собственность. Мне кажется, что он с удовлетворением взлетел бы на крышу, как петух, и поведал бы о своем счастье всему миру. А вместе с тем смелость его была так наивна и неловка, что на него жаль было смотреть.

Начались танцы. У меня болела голова, и я спокойно уселась на диване. Мой поклонник приставал ко мне, чтобы я пошла танцевать с ним. Эта настойчивость, музыка, шумное веселье, беспрерывное верченье пар увеличили мою боль; чтобы успокоиться, я пошла в нашу спальню, где было совершенно темно. Александр тотчас же последовал за мной – разве могло быть у меня другое намерение, когда я отправлялась туда, как не желание дать ему возможность молчаливо доказать мне свою любовь? И только тогда, когда я распахнула дверь и почти грубо попросила его удалиться, он понял, что я «в дурном настроении».

Это не могло пройти незамеченным в доме. Вскоре я снова почувствовала атмосферу недоверия, так хорошо знакомую мне. Первой отдалилась от меня Франци. Возможно, что она повиновалась скорее желанию матери, чем своему собственному сердцу. Я должна была перенести это, но Эксед потерял всю свою прелесть для меня. Мне хотелось быть подальше от любопытных, испытующих глаз, следивших за мной, и холодных, замкнутых лиц, окружавших меня.

Праздник жатвы, и уборка винограда прошли. Я стала еще более раздражительной.

– Что с тобой? – спрашивал меня мой муж. – Почему ты в таком плохом настроении? Разве тебя не радует, что тебя так любят? Гросс страстно влюблен в тебя, а я никогда еще не любил тебя так, как теперь, когда знаю, что скоро другой будет обладать тобой.

Чтобы быть спокойной, я очень часто уходила из замка днем, когда он спал, и отправлялась на дорогу или опушку леса; я целые часы проводила, сидя под деревом, наслаждаясь прелестью одиночества и тишины, не думая ни о чем.

Я не должна была терять из виду своего плана, чтобы перенести всю эту «любовь». «Когда?» – шептал мне на ухо Гросс, как только мы оставались с ним вдвоем.

«Я не вынесу… я больше не в состоянии ждать того момента, когда увижу тебя в его объятиях», – постоянно повторял мне мой муж.

Однако он согласился, что в деревне это было невозможно, и с нетерпением рвался поскорее уехать в Будапешт.

Никто так горячо не желал достигнуть наконец цели, которая положила бы конец всему, как я сама.

Но как ехать в город? У нас не было ни квартиры, и денег, чтобы остановиться в отеле.

Для того чтобы уплатить за последний месяц пансиона г-же Рис, нам пришлось заложить все мои драгоценности через посредство доктора Шенфельда в Гиангиосе.

Леопольд почти ничего не зарабатывал, все его мысли были сосредоточены на великом событии, которого он так ждал.

Оба Гросса, отец и сын, отправились в конце сентября в Будапешт; последний должен был с началом мы снова заняться изучением права. Мы просили их подыскать нам две-три меблированные комнаты, где мы могли бы остановиться по приезде. Вернувшись, они уверили, что нашли нечто подходящее для нас, и дали нам адрес.

4 октября мы уехали одновременно с семейством Гросс. Те же самые клячи были запряжены в доисторические экипажи, и наш отъезд совершился тем же оригинальным образом, как и приезд.

Мы должны были проезжать мимо усадьбы Гроссов, и г-жа Гросс пригласила нас передохнуть и закусить у нее. Угощение было подано в саду.

Погода была прекрасная; яркое солнце разливало приятную теплоту в свежем, прозрачном воздухе; вся природа дышала той мирной и глубокой тишиной, которая так свойственна ясным осенним дням.

Это был последний день, последние часы, когда я еще наслаждалась чистым и тихим счастьем. Я собрала вокруг себя моих детей, как будто они могли защитить меня, и мне удалось прогнать все, что могло бы нарушить этот счастливый день; я заставила себя не думать о мрачном завтра. Когда мы пошли во двор, чтобы продолжать наш путь, то увидели изящную коляску хозяев с прекрасными лошадьми, ожидавшую нас.