Рихард Крафт-Эбинг - Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни

Захер-Мазох был в восторге: именно о таком хозяина он и мечтал; когда артист уходил и Захер-Мазох и дал ему его шубу в передней, он быстро наклонился, схватил его руку и поцеловал. В другой раз г-жа ф, П*** сидела рядом с итальянцем, когда Захер-Мазох вошел в комнату, чтобы подложить дров в камин.

Сальвини потерял всякое терпение и спросил г-жу Ф*** говорить по-французски, зачем она возит за собой этого олуха», между тем как хорошо обученная восприимчивая была бы гораздо более на месте. Неудовольствие, впрочем, не мешало Сальвини щедро давать на чай «польскому олуху».

Наряду с этими счастливыми моментами в карьере слуги на долю Захер-Мазоха выпадали и очень тяжелые.

Однажды госпожа послала его купить масла и молока. Возвращаясь домой, держа в одной руке горшок с маслом, а в другой бутыль с молоком, он вдруг встретился лицом к лицу со школьным приятелем, молодым герцогом Паулем Вреде, который, узнав его, воскликнул:

– Захер! Значит, литературу по боку, и ты теперь комиссионер?

Захер-Мазох вышел из затруднения, глядя на своего приятеля с изумлением, стараясь уверить того, что он ошибся.

На этом месте мой муж снова прервал свой рассказ.

– А затем? – спросила я.

– Затем я уложил свой сундук и уехал.

– Почему же?

– О! У женщин совершенно нет характера, одни капризы. Женщина может замучить меня до смерти, и я буду только счастлив… но надоедать себе я не позволю… Я просто-напросто бросил ее.

Сердце мое болезненно сжалось.

Вот так он бросит и тебя когда-нибудь, подсказывал мне внутренний голос.

Лето было на исходе. Пора было подумать, что предпринять, где нам провести зиму.

Мы с удовольствием остались бы в деревне, но дети должны были посещать школу, и нам лучше всего было тотчас же ехать в большой город, где были бы перворазрядные школы. Мысль была недурна, но средств для ее выполнения не хватало.

Постоянной мечтой Захер-Мазоха было желание найти определенное положение в какой-нибудь газете, которое обеспечило бы существование и дало бы ему также возможность окончить его «Наследие Каина». Нужда, которую мы пережили в прошлую зиму, еще более усилила это желание. Подобное положение можно было найти только в большом журнале. Почему бы не основать свой собственный? Неужели нельзя найти издателя?

Издатель нашелся в лице доктора Лионеля Баумгертнера, владельца типографии и издательской фирмы Гресснер и Шрамм в Лейпциге.

В начале сентября 1881 г. мы переехали в Лейпциг и 1 октября вышел первый номер журнала «Auf der Hohe».

Предприятие началось при самых благоприятных предзнаменованиях. Д-р Баумгертнер был еще совершенно молодой человек, только что начавший свою деятельность. Он принялся за дело с большим рвением и охотой; так как он был богат и соглашался на любые затраты, то денежный вопрос не представлял никаких затруднений.

Прекрасная трудовая жизнь, свободная от материальных забот и наполненная умственными интересами, мчалась наконец для меня.

Искренние дружеские отношения завязались между ними и доктором Баумгертнер ом. Он очень часто целые вечера проводил с нами в откровенной беседе. Принадлежал к кругу лейпцигских миллионеров. Уж и все, посещавшие нас, он воображал, что мы представляем действительно на редкость счастливую семью.

В первые недели нашего пребывания в Лейпциге у меня явилась смутная надежда, что, быть может, наши отношения с мужем все-таки примут лучший оборот. Самое страстное желание Захер-Мазоха, основание журнала, исполнилось. Он стоял во главе значительного органа, который мог вести по-своему и в котором мог осуществить все свои литературные планы. Со всех сторон ему желали успеха, и он мог выбрать себе в сотрудники лучшие имена.

Я стала надеяться, что с помощью этих обстоятельств я смогу наконец вздохнуть свободно и жить спокойно и что наше новое счастливое положение усмирит наконец злую силу в человеке, который был, как он когда-то мне писал, моей «судьбой».

Я ошиблась.

Усиленная работа нисколько не помешала моему мужу заметить, что д-р Баумгертнер был «безумно влюблен в меня».

Д-р Баумгертнер со своей открытой и доверчивой манерой несколько раз лестно отзывался обо мне моему мужу, из чего тот и пришел к этому несчастному заключению. Тот факт, что эти отзывы были выражены именно мужу, исключал возможность всякой задней мысли; но это был слишком тонкий признак, чтобы быть замеченным Захер-Мазохом.

Д-р Баумгертнер был влюблен в меня, и из этого следовало, конечно, что надо воспользоваться таким благоприятным случаем.

Сначала я даже не слушала моего мужа, когда он говорил мне об этом. Но он очень скоро дал мне понять, что успех журнала зависит от меня, то есть что он хочет не только работать, но и развлекаться и что я должна доставить ему это развлечение, если меня сколько-нибудь трогает наше существование.

Хотя я считала его способным на все для осуществления своего желания, но всякий раз, когда он заговаривал со мной об этом, ясно и холодно отвечала: нет!

Но с тех пор наши отношения с д-ром Баумгертнером были испорчены.

– Вы должны были бы жениться, доктор Лионель, – сказал мой муж как-то в разговоре своему издателю. – Хорошая, честная жена, – в конце концов, лучшее счастье на земле; это наполняет жизнь; а когда родятся дети, каким богачом чувствуешь себя!

Д-р Баумгертнер попался в ловушку. Он со свойственной ему сердечностью ответил:

– Если б я встретил такую женщину, как ваша жена, я не колебался бы ни секунды, даже если б у этой счастливой женщины не было рубашки, как рассказывается в сказке.

Говоря это, он повернулся ко мне и с веселой улыбкой посмотрел мне прямо в лицо.

Глубокая, но вместе с тем и грустная радость заставила мое сердце биться сильнее; я знала ведь, что наступит день, когда я потеряю его дружбу, как это случилось со многими другими.

Не успела закрыться дверь за д-ром Баумгертнером, как мой муж не удержался от торжествующего восклицания.

Благодаря журналу нам пришлось поддерживать постоянные отношения со всеми современными интеллектуальными знаменитостями. Тонкие нити связывавшие скромное жилище со всем цивилизованным миром и постоянно снабжали нас новыми мыслями и понятиями. Таким образом, я находилась в самом повороте умственной жизни; для меня это было сущей благодатью, потому что я научилась понимать все разнообразие человеческой судьбы и стремление великих умов и могла оценить всю незначительность и моей собственной участи неизвестной женщины.

Среди множества предложений, полученных редакцией, было одно от некой Гульды Мейстер из Пазельвака. Она предлагала свои услуги в качестве переводчицы со многих языков. Мы ей предложили работу на пробу и после предварительного испытания пригласили в качестве сотрудницы. Это было маленькое создание, порядочно увядшее, но с большими претензиями. Ее жеманные манеры, старание казаться изящной, ее несносное кокетство – все это страшно раздражало. Но она была прекрасная переводчица, а до остального нам не было дела.