Жалид Сеули - Марракеш. Множество историй в одной или необыкновенная история о приготовлении пастильи

Недавно в Берлине я познакомился еще с одним человеком из магического города Марракеша. Его зовут Ахмед, он журналист «Немецкой волны». Этим чрезвычайно важным знакомством я обязан марокканскому послу в Берлине, у которого, кстати, в Марракеше собственный дом. Ахмед чудесный человек, неизменно приветливый и любезный. Уже при первой нашей встрече я почувствовал некие особенные, волшебные флюиды. И хотя мы толком не знали друг друга, Ахмед предложил мне помощь, он вызвался бесплатно перевести и озвучить предназначенный моим пациенткам научно-популярный фильм об онкологических заболеваниях яичников; в те дни я как раз закончил работу над текстом, сопровождающим фильм.

Сейчас я нахожусь в Ванкувере, на конференции. Интересный город, с великолепным местоположением на Тихоокеанском побережье, с высящимися на горизонте заснеженными горами. Прекрасно, да, и все же… Он производит впечатление чего-то нереального или стерильного.

А сейчас вот позвонила пациентка из Гамбурга, женщина, неравнодушная к вкусным вещам. Приходя ко мне на консультацию, она всегда приносит какой-нибудь деликатес – в прошлый раз это были изысканный чай, ножка ягненка и утиный паштет.

Родом она из Румынии, а по профессии врач-рентгенолог. В Марракеше у нее есть знакомая супружеская пара, оба художники. Вот моя гамбургская пациентка и позвонила, решив, что их адрес может мне пригодиться. Что это? Еще один знак? И надо последовать подсказке?

Но что же такое моя ностальгия по Марракешу?

Желание услышать музыку, в которой есть четвертая доля музыкального тона – между полутонами минора и мажора? Именно эта характерная черта арабской музыки пробуждает во мне особое чувство?

Восточный музыкальный строй я не воспринимаю как немелодичный или фальшивый, хотя я родился и вырос в западной стране, – напротив, он кажется мне красивым и верным, рождающим успокоение и гармонию.

Но что же это такое – моя ностальгия? О чем моя тоска? О чем тоскует любой человек? О чем тоскуете вы?

Тоска ведь означает, что ты не там, где должен быть, а в «другом» месте и чувствуешь, что тебя тянет к определенному истоку. Таким истоком может быть и человек, и город или, скажем, некое чувство. Тоска должна оставаться тоской, если уж она есть. Тоска тем сильнее, чем сильнее твоя непостижимая тяга к истоку. Сама по себе тоска не должна приходить к концу, достигать завершения, ибо в таком случае она утратит свою суть и притягательность.

Но что же такое тоска, которую я ощущаю? Это тоска по корням? Но где и каким образом я обнаруживаю эти корни? Только отыскав корни, ты постигаешь путь ветвей и листьев, их устремленность к яркому солнцу. Только найдя начало, я увижу и возможную цель…

Бывает ли любовь без тоски? Бывает ли тоска без любви?

Может быть, моя тоска по Марракешу – это тоска не по городу, а тоска по отцу и матери?

Может быть, за моей тоской по Марракешу скрывается желание поговорить с родителями о некоторых, совершенно определенных вещах, которые обычно остаются невысказанными, а не только о физическом здоровье и работе? Должны ли мы научиться понимать чувства наших родителей, чтобы осознавать наши собственные сильные стороны и признавать слабые? Только если идти этим путем, можно отыскать ответ или несколько ответов на эти вопросы. Возможно, и не удастся найти окончательное решение, но этот путь и опыт значительно обогатят нашу личность.

Я родился в Берлине, в районе Веддинг, в той самой клинике, где начал работать еще студентом и работаю по сей день.

Мои родители, Зохра и Абдулла Сеули, приехали в Германию давно. Отец и его брат в 1960 году перебрались из Танжера в Европу. Брат отца поселился в Брюсселе. Отец уехал сначала в Любек, затем в Берлин.

Мама работала портнихой и долго оставалась в Танжере с детьми – моим братом Абдельхамидом и сестрой Латифой. Спустя семь лет мама тоже перебралась в Германию.

Немецкого языка родители не знали, но выучили его, причем самостоятельно, никаких курсов не посещали. Мама, правда, не умеет читать и писать, зато отец хорошо освоил грамоту. После переезда он некоторое время зарабатывал на жизнь как боксер, выступая на ярмарках, потом устроился работать на фабрику.

Мама стала работать санитаркой в одной из клиник Веддинга, района с населением, в котором высока доля иностранцев, то есть мигрантов. Веддинг – место, где я чувствую себя дома, хотя и не живу там уже много лет.

Мои родители всегда держались того главного правила, что дети должны жить лучше, чем они сами. Для нас, детей, этот принцип обернулся нелегкой задачей – нужно было оправдать надежды родителей, особенно мамы.

Наверное, когда я пишу о своей тоске по Марракешу, я на самом деле пишу о тоске по отцу, который девятнадцать лет назад принял решение оставить нас. Мама так и не простила его и вот уже девятнадцать лет говорит нам об этом при каждом подходящем или не слишком подходящем случае. Мне кажется, я должен сказать отцу, что понимаю и признаю его решение, что я понял – этим решением он не хотел обидеть нас, детей, просто он должен был поступить по велению своей души. Я люблю отца, но до сего дня никогда не говорил ему о своей любви. Мария Кармен, которая наделена большой тонкостью чувства и, как мне кажется, незаурядными душевными силами – она ведь вдобавок настоящая целительница, хотя многие способности в себе еще не открыла, – убедила меня поговорить с мамой и сказать, что я ее люблю, но с отцом встретиться все же должен; надо объяснить маме: этот шаг вовсе не означает, что изменилось мое отношение к ней. Я почувствовал чудесное освобождение, когда высказал все это маме. Я боялся ее обидеть, а вышло так, что разговор нас сблизил, причем мы стали даже более близкими, чем когда-либо прежде. Радостное чувство очищения и наставшей кристальной ясности согрело мне сердце, когда я позвонил отцу и сказал: «Папа, я считаю правильным твое решение, принятое девятнадцать лет назад, о возвращении в Марокко. Наверное, ты правильно поступил, сделав этот выбор для себя и для всех нас». Отец ответил: «Сын, когда подходит старость, понимаешь, что невозможно доживать век в чужой стране».

Вчера мы с моим докторантом и другом Халидом смотрели четвертьфинальный матч чемпионата мира по футболу. Мы с ним пошли в известный китайский ресторан «Good Friends». Халид никогда в жизни не пробовал мое любимое блюдо, утку по-пекински, а тут попробовал и пришел в восторг от необычного вкуса. Я рассказал, что, заказав утку по-пекински, можно разоблачить какой-нибудь липовый китайский ресторан, потому что во многих таких заведениях работают не китайцы, а корейцы, вьетнамцы, другие азиаты, которые не умеют по-настоящему приготовить оригинальное китайское кушанье. Рассказал я и о своих поездках в Китай и об огромных отличиях китайской культуры от западной.