Бхагаван Раджниш (Ошо) - Золотое будущее

«Я буду выносить такие приговоры по кражам и дальше, – продолжил он. – Оба пойдут в тюрьму: и вор, и обворованный. Твое преступление даже хуже, его проступок – ничто по сравнению с твоим. Он беден – и в этом твоя вина. Он украл крошечную часть твоих сокровищ, это ничтожное преступление. Эти деньги на самом деле принадлежат беднякам, у которых ты их отнял. Ты становишься все богаче и богаче, а они становятся беднее и беднее».

Богач подумал: «Похоже, этот человек и в самом деле ненормальный, совершенно ненормальный. Я должен встретиться с императором». Он был так богат, что сам император брал у него взаймы. Богач рассказал императору о том, что случилось. Он сказал ему: «Если вы не уволите этого человека, вы будете следующим после меня, ведь откуда взялись ваши сокровища? Если я преступник, то вы тем более преступник». Император уловил логику ситуации. Он сказал Лао-цзы: «Наверное, ты прав, нам трудновато будет прийти к одинаковым представлениям о жизни. Ты свободен от этой службы».

Этот человек был бунтарь: он жил в обществе, и он боролся в обществе. Его мятежное сознание могло порождать только такие мысли. Если бы он действовал, опираясь на прецеденты и своды законов, это было бы обычное реагирование на ситуацию. Но он даже не заглядывал в своды законов и не отыскивал прецеденты, он заглядывал внутрь себя, когда надо было понять ситуацию. Почему так много людей живет в бедности? Кто в этом виноват? Конечно, те, кто разбогател сверх всякой меры, – это и есть настоящие преступники.

Бунтарь отвергает идеалы, мораль, религии, философские системы, ритуалы и суеверия общества – но не само общество. Он не трус – наоборот, он воин. Ему приходится прокладывать свой путь в борьбе и открывать дорогу для других бунтарей в мире – тех, кто придет вслед за ним.

Раз уж мы вспомнили о мире… мир и общество – не одно и то же. Раньше те, кого называли религиозными людьми, отказывались и от мира, и от общества. Бунтарь борется с обществом, отвергает его идеалы, но при этом он любит мир – весь мир, его существование, ведь мир – это подлинный источник жизни. Отвергнуть его – значит быть против самой жизни. Все религии и были против жизни, они отрицали жизнь.

Бунтарь утверждает жизнь. С ним приходят в мир все ценности, от которых мир становится прекраснее, в нем больше любви, которая обогащает мир. Это наш мир, мы часть его, и этот мир – часть нас, как мы можем отвергать его? Мира в гималайской пещере столько же, сколько на рыночной площади. Мир надо вскармливать, как дитя, потому что он вскармливает вас. Мир надо чтить, потому что это сам источник жизни. Весь тот сок, что струится в вас, все радости и праздники, которые были в вашей жизни, идут из существования как такового. Вместо того, чтобы убегать от них, лучше нырнуть в них глубже, пустить корни в глубочайшие источники жизни, источники любви и смеха. Так танцуйте и радуйтесь. Если вы будете относиться к жизни как к празднику, вы будете ближе к существованию, потому что существование – это вечный праздник. Ваша радость, ваше блаженство, ваш внутренний покой принесет покой и небу, и звездам; если вы будете в мире с существованием, это даст вам доступ к самым глубоким загадкам, какие только есть в мире. Нет другого пути к просветлению.

Не надо презирать мир, надо его чтить. Бунтарь почитает само существование, он с безмерным благоговением относится к жизни, в какой бы форме она ни была, – к мужчинам, женщинам, деревьям, горам, звездам. Бунтарь чтит жизнь во всех формах, в каких она только существует. Это его признательность к миру, это его молитва, его религия, его революция.

Быть бунтарем – значит дать начало совершенно новой жизни, совершенно новому виду жизни, это начало нового человечества, нового человека.

Я хочу, чтобы взбунтовался весь мир, чтобы расцвели все возможности, чтобы их аромат разбудил всех. Мы перестанем быть подавленными индивидуальностями, какими были на протяжении столетий… животными, самыми задавленными из животных. Даже птицы и то намного более свободны, намного более естественны, живут в гораздо большей гармонии с природой, чем мы.

Когда солнце встает, оно не стучит по каждому дереву: «Просыпайся, ночь прошла». Оно не приходит к каждому гнезду: «Пора петь, время пришло». Нет, как только солнце поднимается над горизонтом, цветы начинают распускаться сами собой. И птицы начинают петь – не по приказу свыше, а потому что не могут иначе – от радости, от блаженства.

Когда-то я преподавал санскрит в колледже. В тот момент свободных квартир для преподавателей не было, а я был не женат, поэтому меня поселили в общежитии со студентами. В этом колледже изучали санскрит по старой традиционной методике: каждое утро студенты поднимались в четыре утра, принимали холодный душ и к пяти часам шли на построение для молитвы.

В течение многих лет я тоже привык просыпаться очень рано утром, в полнейшей темноте… причем студенты даже не знали, что я их преподаватель, потому что мой курс лекций еще не начался.

Надо сказать, что это было вообще ошибкой со стороны правительства – посылать меня в этот колледж, так как я не имел соответствующей квалификации, чтобы преподавать санскрит. Правительству потребовалось шесть месяцев, чтобы исправить свою ошибку. Бюрократия всегда действует очень медленно, медленней всего на свете, это как скорость света, только наоборот. Свет и бюрократия – это две противоположности.

Итак, мне нечем было заняться, а студенты не имели понятия, что я преподаватель… и вместо молитвы они все богохульствовали, насмехались над ректором, над всем ритуалом. При этом холодный душ посреди холодной зимы – это было совершенно обязательным для всех.

Я понял ситуацию. Я подумал: «Странно… Вместо молитвы они делают нечто прямо противоположное. Возможно, эти шесть месяцев в этом колледже приведут к тому, что они никогда больше не будут молиться в течение всей жизни. Они больше никогда не будут вставать рано, никогда в жизни. Эта шестимесячная пытка положит конец этому опыту».

И я сказал ректору: «Это неправильно – делать молитву обязательной. Молитва не может быть по принуждению, любовь не может быть по принуждению».

Он ответил: «Нет, тут нет никакого принуждения. Если я отменю приказ об обязательной молитве, они все равно будут молиться». Я сказал: «Попробуйте, сделайте это».

И он отменил приказ. Кроме меня, никто больше не проснулся в четыре утра в тот день. Я пошел к ректору и постучался в дверь – он тоже спал. Он всегда спал в такое время, он никогда не участвовал в молитвах. Я сказал ему: «Ну что, посмотрите, – ни один студент из пяти сотен не проснулся, и ни один не пошел на молитву».

Птицы не поют по принуждению. Кукушка не поет по указу президента, по необходимости, – она просто радуется вместе с солнцем, с деревьями. Существование – это постоянный праздник. Цветы раскрывают лепестки не по приказу, это не обязанность. Это отклик – ответ солнцу, благоговение, молитва, благодарность.