Бхагаван Раджниш (Ошо) - Свобода от прошлого

– Пойдите и посмотрите сами: ни один из пятиста студентов не явился, ни один не молится.

Птицы поют не потому, что должны петь. Эта кукушка поет не по заданию правительства, не по специальному указу президента – она просто радуется солнцу, радуется деревьям.

Существование – это постоянное празднование. Цветы распускаются не по приказу; они не выполняют свой долг. Они распускаются в ответ – в ответ солнцу; в знак уважения, в знак благодарности. Это их молитва.

Бунтарь живет естественно, дает жизни естественные ответы, и в существовании он как дома. Он – экзистенциальное существо… существо существования. Вот точное определение бунтаря: существо существования. Существование – его храм, существование – его священное писание, существование – вся его философия. Он не экзистенциалист, но он экзистенциален, сопричастен существованию; и это – его опыт.

Среди деревьев, рек и гор он дома. Он не отрекается; и он не осуждает; и в его сердце есть лишь величайшее преклонение и величайшая благодарность. В моем понимании, такая благодарность – единственная молитва.

Принадлежит ли бунтарь к какой-либо категории?

По самой своей природе бунтарь не может принадлежать ни к какой из существующих категорий; он сам по себе категория. С ним в мир входит новый человек. Он – вестник нового рассвета, новой эпохи. Никакая категория прошлого не способна его вместить; все существовавшие до настоящего времени категории оказались или нежизнеспособными, или бессильными изменить человечество.

Бунтарь – семя преображения вселенной.

Мир знал великих людей, но величайшие из них малы в сравнении с подлинным бунтарем, о котором я говорю, потому что все они – не в одном, так в другом, – соглашались на компромисс. Вот что отличает бунтаря от всех.

Мир видел людей мудрости и творчества, художников, музыкантов, танцоров, поэтов – многие фигуры прошлого остались в памяти в ореоле света; но все же в них чего-то недоставало. Недоставало главного: все они шли на компромисс с системой. Ни один из них не был в своем бунте тотален. Да, существовали люди, которые были в какой-то степени бунтарями, но бунта «в какой-то степени» недостаточно. Чтобы изменить судьбу человечества, остановить его продвижение к кладбищу – и указать ему путь в Эдемский сад, – человек должен быть тотален в своем бунте.

Бунтарь должен создать себе собственную категорию – своей жизнью, своими ответами. Он отрывается от прошлого и взлетает – силой своего творчества, силой своей любви, силой своей бескомпромиссности. У бунтаря нет прошлого, нет истории. У него есть только настоящее и будущее, бескрайнее, как небо; будущее, неподвластное прошлому, потому что для бунтаря прошлого не существует.

Бунтарство означает: абсолютная свобода, абсолютная любовь, абсолютное творчество. Бунтарь – человек совершенно нового рода, человек, о котором некоторые – поэты, философы, мистики – мечтали в прошлом. Но он оставался лишь мечтой – и мечтой настолько зыбкой, что этих поэтов и мистиков стали называть «утопистами».

Слово «утопия» в изначальном смысле значит «то, чего никогда не будет». Сколько бы вы ни мечтали, это напрасный труд; ваши мечтания утопичны – то есть невыполнимы, несбыточны. Это тщетная надежда. Это опиум, уводящий в мир снов и галлюцинаций, чтобы легче было терпеть муки и страдание реальной действительности.

Бунтарь – не плод мечтательного воображения; бунтарь реален. Он не утопия, но фактическое воплощение человеческого потенциала; исполненное обещание; сбывшаяся мечта. Естественно, он не может принадлежать ни к какой из существующих категорий. Он должен сам создать себе категорию.

А создастся она самим фактом того, что многие и многие разумные люди, юные, живые, готовы принять вызов неизвестного будущего. Со временем такая категория сформируется сама собой.

На пути бунтаря, которому предстоит явиться в мир, есть препятствия. Самое серьезное из них – то, что он должен идти против толпы, а толпа обладает огромной властью. Бунтарь очень уязвим; хрупок, как роза. Его легко разрушить; его можно распять.

Но я совершенно уверен в том, что бунтарь вот-вот появится на свет – может быть, уже появился. Нужно лишь немного времени, чтобы люди научились его узнавать; он так нов, что не вписывается ни в какую категорию. Поэтому необходим некоторый промежуток времени, чтобы образовалась категория, и его научились узнавать.

Почему я так уверен? Потому, что теперь человечество переживает кризис, какого никогда еще не знало. Оно стоит перед выбором: или новый человек, или глобальное самоубийство – и я не думаю, что люди выберут глобальное самоубийство. Я гарантирую… я надеюсь, что новый человек непременно появится.

Дни старого человека сочтены. Он жил слишком долго, он давно отжил свое и ведет практически посмертное существование. Ему давным-давно пора было умереть, но он все пытается поддержать жизнь в своем трупе. Его время кончилось. Он сам создал такое положение вещей, при котором выжить может только новый человек, только бунтующий человек – бунтующий против всех религий, правительств, правопорядков и систем… Бунтующий против всего, что держит человека в слепоте и в рабстве, заставляет жить в темных норах и не дает узнать жизнь в ее красоте.

Старый человек создал такое положение вещей, и это было закономерно: все к тому шло… Каждая новая война становилась опаснее прежней.

Альберта Эйнштейна спросили:

– Что вы можете сказать о третьей мировой войне?

– К сожалению, ничего, – ответил Эйнштейн. – Зато, если угодно, скажу о четвертой.

Его собеседник подумал, что Эйнштейн ослышался или недопонял. Если он ничего не может сказать о третьей, что же он скажет о четвертой? На всякий случай он все же спросил:

– И что вы скажете о четвертой?

– Четвертой никогда не будет, – сказал Эйнштейн. – Это можно утверждать с уверенностью! О третьей ничего сказать нельзя.

Все ваши великие завоеватели, все ваши великие деятели, все ваши так называемые вершители истории подвели человечество вплотную к смерти, и теперь остается лишь один выход. Новый человек. И другой альтернативы нет. Старый человек изжил себя в этом мире.

У бунтаря будет новая нравственность, которая не придет из писаний и заповедей, но вырастет в его сознании. У него будет новая религиозность; он не станет примыкать ни к каким религиям, потому что это полнейшая глупость. Религиозность, как любовь, явление личное, интимное; и, как любовь, она не может быть организованной. Если вы попытаетесь сделать любовь или истину организованной, вы тотчас же ее убьете. Организация – как яд для всего живого.