Кристин Коннелли - Исцеление от эмоциональных травм – путь к сотрудничеству, партнерству и гармонии

Для животного выживание означает сохранение тела здоровым и невредимым: появляется угроза – срабатывает механизм борьбы или бегства. Для человека же с появлением эго стала реальной и угроза разрушения личности, психологической смерти. И в нашем воображении эти угрозы не замедлили разрастись до размеров куда больших, чем угрозы любой реальной опасности. Мы живем в постоянном страхе перед унижением, критикой, порицанием, осмеянием и другими формами психологической атаки. Соответственно, и те защитные механизмы, что мы теперь используем, годятся для защиты личности, а не тела. К ним относятся замкнутость, погружение в иллюзии, отрицание, асоциальное поведение, интеллектуализация и так далее. Подробно эти механизмы перечислены в таблице 2. Иными словами, когнитивная текучесть и Великий Скачок Вперед привнесли в нашу реальность множество новых травм, и именно от них мы страдаем больше всего.

Если судить по археологическим находкам, разум человека стал существенно отличаться от разума других высших приматов около ста тысяч лет назад. Однако есть также основания считать, что это произошло одновременно с выделением Homo sapiens sapiens как самостоятельного вида, то есть намного раньше. Невозможно однозначно сказать, что именно случилось в те далекие времена, однако в целом ясно, что у человека резко возросли когнитивные способности. Это повлекло за собой беспрецедентно быстрое развитие технологии и культуры и в конечном итоге привело человечество в цифровую эру. Поскольку форма и объем головного мозга с тех пор не изменились, естественно предположить, что причина всему – изменения в работе коры больших полушарий. Согласно нашей теории, эти изменения заключаются во взаимодействии между разными типами мышления и познавательными модулями, прежде разобщенными.

Оглядываясь назад, можно констатировать, что ментальная революция оказалась палкой о двух концах. Когнитивная текучесть подарила нам разум, абстрактное мышление и творческие способности, и она же наделила нас личностью, эго. Насколько мы можем судить, это нововведение характерно исключительно для человеческого вида, и именно оно заставляет нас бояться психологической смерти и делает уязвимыми для психологических травм. Кроме того, возросшая мощь коры больших полушарий дает нам возможность подавлять отрицательные эмоции, а вместе с ними – и эмоциональный интеллект. В результате энергия возбуждения остается запертой внутри нас и приводит к травме. Впрочем, несмотря на нашу уязвимость, травмы, по-видимому, не оказывали серьезного влияния на развитие человеческого общества до самого Великого Падения, которое произошло шесть тысяч лет назад. В частях III и IV рассказывается об этом подробно.

Когда я обращаюсь к истории человечества, я становлюсь пессимистом… но когда я вглядываюсь дальше, в доисторическую эпоху, ко мне возвращается оптимизм.

Само по себе понятие золотого века достаточно противоречиво, но, как и все древние мифы, оно содержит в себе зерно истины. После того, как на планете вновь наступило потепление, и ледники отступили, началась эпоха изобилия, длившаяся несколько тысяч лет. Как писал Нейл Робертс в своей экологической истории голоцена [117]:

Если золотой век когда-то и был, это было десять тысяч лет назад, когда почвы еще не подверглись ни эрозии, ни выветриванию, и когда охотники-собиратели жили только дарами природы, не зная изнурительного труда… Человеческая жизнь пульсировала в одном ритме с природой – с миграциями оленей и лососей, с осенними урожаями фруктов, грибов и ягод.

Многие другие ученые (в частности, богословы) связывают переход к сельскому хозяйству с изгнанием Адама и Евы из Эдемского сада. Как говорится в Священном Писании, Господь проклял землю и сказал Адаму: «Со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб…» [118]

Бесспорно, жизнь охотников и собирателей чаще всего была тяжелой, опасной и недолгой. Нет сомнений и в том, что переход к сельскому хозяйству сопровождался голодом, болезнями, физическими тяготами и социальным напряжением. Тем не менее, гармония с природой, мир и сотрудничество еще века спустя эхом отзывались в легендах тех культур, что Риан Айслер назвала партнерскими. Но в эпоху Великого Падения, с появлением городской цивилизации и возвышением доминаторских культур, времена мира и изобилия безвозвратно канули в Лету [119].

Мы все по натуре собиратели. Ведь собирательство было единственным известным нам образом жизни на протяжении семи миллионов лет после того, как гоминины [120]разошлись с другими высшими приматами. Всего лишь двести тысяч лет прошло с тех пор, как нога человека современного типа впервые ступила на горячую африканскую почву, и всего пятнадцать тысяч лет назад зародилось сельское хозяйство. Другими словами, охота и собирательство у нас в крови, и если мы хотим знать, кто мы такие, то должны попытаться понять своих прародителей. Данные раскопок, наблюдений за высшими приматами и примитивными народами, оказывается, допускают совершенно различные трактовки; особенно это касается проявлений жестокости и использования оружия. Поэтому в нашей книге мы не станем обсуждать достоинства и недостатки разных гипотез. Вместо этого мы постараемся нарисовать целостную картину, которая не вступала бы в противоречия с фактами и комментариями специалистов [121]. Впрочем, поскольку воображение играет в нашей реконструкции не последнюю роль, к ней самой не следует относиться как к строгому факту.

Сложно говорить об образе жизни наших предков в целом, ведь он серьезно менялся с течением времени и в зависимости от природных условий. Ранние гоминины, вероятно, мало чем отличались от наших ближайших родственников – шимпанзе и бонобо, с которыми у нас общие девяносто восемь процентов генов. Но жизнь наших непосредственных предков уже скорее напоминала ту, какой живут современные племена охотников и собирателей. Сперва они бродили в основном по саваннам, однако с зарождением животноводства распространились по всем ландшафтам – от ледяной тундры до иссушенных солнцем пустынь. По различным косвенным данным можно заключить, что наши предки жили группами от тридцати до ста пятидесяти человек. Состояли эти группы преимущественно из малых семей, но не исключено, что вместе их удерживала скорее дружба, чем кровные связи. Желавшие могли легко переходить из группы в группу, поэтому отношения были в целом добрососедскими. Члены групп добывали пропитание совместно, общим было и то скудное имущество, которое они могли унести с собой. Сперва основой социальных связей был груминг, что, конечно, ограничивало размеры групп до нескольких особей. Но с увеличением объемов мозга и развитием языка появилась возможность устанавливать более сложные отношения и объединяться в большие устойчивые группы [122].