Бхагаван Раджниш (Ошо) - Завтрак гораздо важнее, чем рай

Она ответила: «Я хочу затопить ад этой водой и поджечь рай этим факелом. Пока они не будут уничтожены, люди никогда не узнают, что такое религия».

Рай и ад – это политическая стратегия подавления людей. Это простой психологический феномен, который нам хорошо знаком: людей можно убедить что-то делать либо наградой, либо наказанием. Это простая игра. Родители постоянно играют в нее со своими детьми. Они говорят: «Если будешь делать то, что мы тебе говорим, получишь награду: мороженое, игрушки, или мы сходим в кино. А если не будешь делать то, что мы тебе говорим, будешь наказан: останешься без обеда».

Рай и ад – это та же самая стратегия, только доведенная до логического своего завершения. Человек очень сильно боится ада, а когда он боится, вы легко можете им управлять. Человек, который боится, готов стать рабом. Заставьте человека бояться, и вы станете его господином, вы с легкостью сможете над ним господствовать, потому что боящийся человек стремится найти поддержку, боящийся человек хочет получить утешение, обещание, убежище.

Священник заставляет людей бояться ада, вот почему ад изображают таким уродливым, жестоким, свирепым. Люди, которые рисовали ад и говорили о нем, наверное, были страшными садистами. Но их идеи высоки. И вы все время думали, что эти люди святые. А они либо садисты, либо хитрые и коварные священники.

Рай же предназначен для тех, кто следует наказам, слушается священников и политиков, для них рай – как награда. Рай тоже великолепно изображали. Его изображали с учетом всех нужд и потребностей определенного времени, определенной страны. Вы сами можете в этом убедиться.

В индийском раю, естественно, очень прохладно – почему? – вы можете это понять, сидя здесь, в Пуне. Очень прохладно. Постоянно, круглые сутки, дует прохладный ветерок. Солнце светит, но не жарко. Другими словами, в индийском раю работает кондиционер. А в аду сплошной огонь. Но в тибетском аду все иначе, потому что он был придуман другими людьми для господства над другой страной. Огонь в тибетском аду недопустим, потому что тибетцы любят огонь, они умирают от холода. Поэтому тибетский ад – это сплошной снег, он никогда не тает, он вечен, и вас зарывают в этот снег. В индийском аду вас бросают в огонь, в вечный огонь.

Понимаете, в чем дело? Индийский ад отличается от тибетского, но если ад существует, он не может быть разным.

Я слышал…

Один человек, индус, умер и попал в ад. Он очень удивился, потому что обычно индусы не верят, что они могут попасть в ад. Они все такие великие религиозные махатмы. Оказавшись в аду, он подумал: «Что-то здесь не так – наверное, произошла какая-то бюрократическая ошибка…» Он спросил:

– В чем дело?

Но привратник ответил:

– Никакой ошибки нет. Тебя привели туда, куда нужно. Теперь выбирай! В какой ад ты хочешь попасть?

– В какой ад? А разве есть другой ад, кроме индийского?

– Конечно, есть. Ты можешь пойти в немецкий ад, или в индийский, или в итальянский, или в японский.

Человек был озадачен.

– Я никогда не думал об этом. Но какая между ними разница? Какая разница между индийским и немецким адом?

– На первый взгляд никакой. Огонь одинаковый, такой же обжигающий, мучения одинаковые.

– Тогда зачем ты велишь мне выбирать?

– Небольшая разница все же есть: в немецком аду все сделано с немецкой тщательностью, а в индийском аду все сделано с индийской небрежностью.

– Тогда я выбираю индийский ад!

Ад не может быть разным. Но священники старались управлять разными людьми и в разных ситуациях. Рай тоже разный, священники по-разному его описывали. Они давали людям все, что те просили. В мусульманском раю есть гомосексуализм. В индусском раю невозможно представить себе гомосексуализм, но в мусульманском раю он присутствует, поскольку был довольно распространен в мусульманских странах и, более того, приемлем. Гомосексуализм там никогда не осуждался.

Рай – лишь награда. Вы получите все, что только пожелаете. И все, что для этого нужно делать, – слушаться священника.

Будда говорит, что нет ни рая, ни ада. Отрицая реальность рая и ада, он выбил землю из-под ног всех священников. Естественно, они рассердились, естественно, они были просто в ярости. Они сердятся и на меня, и их гнев обоснован. Он не иррационален, а вполне рационален – я тоже выбиваю землю из-под их ног.

Я тоже говорю вам: нет ни рая, ни ада – в загробной жизни нет ни награды, ни наказания. Нет никого, кто будет вас вознаграждать или наказывать. Каждое действие само по себе заключает в себе наказание или награду. Когда вы сердитесь, вы наказываете себя своим собственным гневом. И нет другого наказания, кроме этого. Когда вы любите, любовь и есть награда. Никто не ведет счет, никто не записывает все ваши добрые и злые дела, чтобы потом, на страшном суде наградить вас или наказать. Все это глупости.

Каждое мгновение каждый поступок приносит с собой награду или наказание. Священник не нужен. Даже Бог не нужен для того, чтобы наказывать или вознаграждать вас.

Существование автономно. Помогите кому-нибудь – и вы почувствуете огромную радость. Причините кому-нибудь боль – и вам самим станет больно. Это естественный процесс. Священники не должны его эксплуатировать.

Итак, Иккью говорит:

Иккью говорит: «Разве вы помните что-нибудь о рае или аде до вашего рождения? Если вы ничего не помните, то можете быть уверены, что вы туда не попадете – мы возвращаемся только туда, откуда пришли. Источник – вот цель».

Иккью говорит: «Возможно, вы мало что помните, но я помню все. В своем сознании, будучи осознанным, я точно помню – вначале не было ни ада, ни рая, значит, их не будет и в конце».

Если вы углубитесь в свой источник, что не трудно сделать, потому что вы там уже когда-то были… С целью труднее. Размышление о цели, о месте назначения – это фантазирование, потому что вы никогда там не были.

Позиция Иккью прагматична. Он говорит: «Не беспокойтесь о цели – как о ней можно что-то знать? Вы никогда там не были! Она в будущем. Но вы можете вернуться к источнику, ведь вы из него вышли. Вы можете погружаться в свое существо все глубже и глубже и, наконец, дойдете до самого истока. Он там! Ничто никогда не теряется. А увидев его, вы познаете и цель».

Те, кто слой за слоем проникал в свое существо и достиг самого дна, согласны с Иккью: на дне нет ни ада, ни рая. Более того, там никого нет – есть лишь чистое небытие, пустота, шуньята, «ничто». Возникнув из этого «ничто», мы к нему и вернемся.

Если вы поймете это посредством медитации, посредством собственного внутреннего поиска, вы никогда не станете выбирать искусственные цели. Все искусственные цели уводят в сторону. Вы просто начнете расслабляться в естестве, вы станете своим собственным изначальным естеством, своей подлинностью. В этой подлинности, в этой обычной естественности и состоит природа Будды, просветление.