Рик Джароу - В поисках священного. Паломничество по святым землям

Когда я проснулся, было уже светло. Большинство людей все еще лежали, свернувшись калачиком в своих спальных мешках. Я тщательно обыскал взглядом крышу в поисках белокурой дивы, но ее не было. Я был уверен, что ночное зрелище не было галлюцинацией. Мое воображение просто не способно на такое. Я осмотрелся еще и еще. Крыша усеяна окурками и рюкзаками, торчащими из-за спящих тел. Из спальных коконов, стройными рядами лежащих на полу, торчат длинноволосые головы спящих людей. И больше ничего. Утро рождалось спокойным. На крыше царил покой, словно после ночного пожара, когда на земле остаются всего несколько тлеющих в тишине углей.

Снаружи, через дорогу от кафе, лежала пустая площадь, на которой велись земляные работы для строительства отеля «Дионис». За столом сидели трое мужчин – они пригласили меня к себе. Мы пили крепкий черный чай. В ранний час утро казалось прохладным и серым. Чувства были приглушены прозрачно-матовой пеленой, объявшей город. Его прямые улицы выглядели старыми и обшарпанными. Я не мог понять ни слова из того, о чем говорили эти люди за столом, да это было и не важно. Наверное, рабочие с этой стройки. Мне было очень уютно здесь. Вокруг начиналось движение, где-то неподалеку раздался автомобильный гудок. Проехало несколько машин, совсем рядом с нами человек завел мотоцикл, и его клокочущий рев поднял в воздух стаю голубей. Тучный лысеющий человек с двойным подбородком забрался на ящик с бананами и принялся со скрежетом открывать навес своей лавки металлическим крюком. Над столом закружились звуки нового дня, сопровождаемые запахом орехов и оливок, пением птиц и гулом моторов.

Свой первый день в Афинах я начал в состоянии легкой отупленности, попивая чай и уставившись на строительный беспорядок напротив. Основную композицию этой картины составляли трубы и металлические балки, а дополняли ее всевозможные уродливые механизмы. Сквозь стальную сетчатую изгородь был хорошо виден котлован. Строения возвысятся на месте провала земли. Балки, цементный раствор и совершенно пустой ветер – и вот из всего этого будет соткана современная стать отеля «Дионис». Я вспомнил свою последнюю встречу со Свами Джнананандой, когда тот поведал мне описание одной стройки. Один человек сказал: «Мы строим здание». Другой добавил: «Мы строим его для одной компании». Третий подтвердил: «Здание строится». Это очень нравилось Джанананде: здание строится. Нет никакого субъекта, только движение.

Когда я вернулся в «Бирон», Перикл варил кофе за барной стойкой. Он был человеком крупного телосложения с густыми маслянистыми черными волосами. Перикл очень гордился своим именем. Он всем здесь заведовал. Я спросил его, можно ли еще где-то, кроме как на крыше, оставить свои вещи. Он указал в угол комнаты, и я увидел там примерно тридцать рюкзаков, сваленных в небольшую горку. Он сказал: «Если кто и ворует здесь, то только туристы».

Едва снова выйдя на улицу, я попал в плотный людской поток и оказался в центре бессмысленного суматошного движения. Афины в этот момент выглядели так же, как и любой другой крупный город на карте Земли, с преисподней в самом центре. Но только здесь каждый, кто посмотрит наверх, сможет увидеть величественную гору, Акрополь, вырастающий из паутины современных Афин и отражающий свет эгейского солнца. Сворачивая то тут, то там, я вышел-таки на улицу, ведущую к Пантеону.

Вход на блошиный рынок наполовину преграждали импровизированные ворота из наваленных друг на друга фруктовых стендов, полных лиловых виноградных гроздей. В лабиринте рядов, составленных из магазинчиков и лавчонок, можно было найти все – от старинных книг и военной униформы до современных сувениров. Самой большой популярностью пользовалась знаменитая фигура обнаженного похотливого человека. Его можно было увидеть практически везде на рынке.

Постепенно торговые ряды становились менее плотными, и дорога резко уходила в сторону, на вершину горы. Отсюда уже просматривались руины, и каждый шаг приближал к иной реальности. Воздух казался сильно разреженным, и с каждым вдохом усиливалось восприятие окружающего.

Крошащиеся уже камни, лежащие вдоль дороги, ярко белели на солнце, обнажая свои древние тела. Объятый облаками фриз величественного Олимпа видел смерть афинского Парфенона, видел падение Цитадели, видел славу Фидия. Но колонны Парфенона все еще уверенно и благородно стояли на земле, как и образ Перикла.

«Он построил величайший из городов, – сказал о нем Плутарх, – и вырос выше, чем все цари и тираны… но он ни на йоту не приумножил своего состояния». Здесь приятно стоять и вдыхать свежий горный воздух. Пред лицом чуда Афин Перикла меркнет любое многообразие современных городов. Что за сила пробудила к жизни город, ставший началом нового мира? Стоя здесь, начинаешь думать о том, что Перикл и его соратники посеяли семя новых возможностей, найдя блеск гармонии в самой земле.

Для современного, обусловленного всеобщим консенсусом ума, это просто следы древней, совсем иной эпохи. Но даже по прошествии тысячелетий это семя вечных гармоний продолжает оставаться идеалом, глубоко укорененным в коллективной душе. Геометрия и упорядоченная мудрость Акрополя были отражением этого внутреннего сияния. И все сущее, будь то продукты истории или обитатели вечности, остаются тесно связанными с этим античным проектом, чей образец послужил краеугольным камнем для идеала Нового Города.

Связь с его темной стороной, однако, не менее прочна. За ярким фасадом ясной и очаровательной философии Афин, этой греческой блудницы, скрываются ужасы рабства, и слава города в значительной степени зиждется на человеческих страданиях. Семя это было посажено в тени великого античного наследия, но урожай достался потомкам, которые упустили высокую возможность, утратив суть самого идеала.

Акрополь с Пантеоном в качестве главного собора

И все же возможность обретения высот духа все еще жива здесь: аура симметрии и линейное равновесие колонн символизируют гармонию, в которой человеческий ум постигает высшие законы и сливается с геометрией, не имеющей формы, с ритмами и музыкой творения.

Сверху казалось, что город стекает с горы, образуя темное пятно, лежащее у ее подножья. С его улиц Акрополь хоть и виден, но напоминает, скорее, полузабытое, туманное сновидение. И все равно он не утратил своего величия и цельности форм, заключенных в камне и напоминающих нам о великом наследии давно ушедших веков.

Кто-то давно рассказал мне о Деметре Ставанополисе и посоветовал найти его, если я когда-нибудь окажусь в Афинах. В телефонной книге я нашел несколько сотен людей с таким именем, и кроме того, что он работал в каком-то туристическом агентстве, мне не было известно о нем ничего. Я обзвонил все турфирмы и авиалинии, но это не привело ни к чему. Человек за конторкой справочного бюро пожал плечами. Мне говорили, что он занимался с Мастерами, и я в своем сердце просил их о помощи. Должно быть, кто-то все же помогал мне, потому что человек в бюро не взял с меня ни копейки за все эти звонки.