Николас де Ланж - Иудаизм. Древнейшая мировая религия

В нашем беглом обзоре «великих еврейских книг», которые можно найти во многих еврейских домах, мы поскребли по верхам и упомянули лишь самое основное. Можно добавить и другие произведения, которые хорошо известны в более узких кругах, например, книгу «Тания» Шнеура Залмана из Ляд, фундаментальный текст хабадского хасидизма. Кроме того, не надо думать, что в каждом доме есть все эти книги: обычно люди держат у себя лишь несколько из них, поскольку (за исключением Библии и молитвенника) они отражают разные направления внутри иудаизма. Скажем, ортодоксальный еврей, хранящий потрепанные тома Талмуда, «Шульхан Аруха» и прочих трудов по галахе, возможно, даже не открывал «Зогар» или «Путеводитель» Маймонида. Последние тексты обычно по душе читателям совсем иного типа: соответственно более мистического и более рационалистического склада.

И наконец, ограничив наш список религиозной классикой, мы не сказали, что в еврейских домах сплошь и рядом встречается литература другого плана: романы и поэтические сборники, книги поваренные и исторические, не говоря уже об учебниках и словарях библейского и современного иврита. Много книг публикуется сейчас в государстве Израиль, и даже если они секулярные по содержанию, они тесно затрагивают еврейскую тематику. А еще есть литература на идише, которую начинают ценить ради нее самой, а не только лишь из народной ностальгии. Такие древние тексты, как Талмуд, охватывали самые разные сферы человеческой жизни, не обделяя вниманием ни одну тему и ни один жанр; ничто не казалось недостаточно «серьезным» или недостаточно «религиозным». Неслучайно Игнац Мейбаум называет современную литературу во всем ее многообразии «европейским Талмудом».

Он включает литературу, в которой европейское еврейство обсуждало еврейские проблемы, боролось с духом окружающего общества, уступало ему, избегало его и наконец приспосабливало его к еврейскому духу, тем самым обновляя древнее наследие. Эта новая литература есть еврейская литература. Разве можно считать труды и дневники Герцля «светскими»? Для нас, евреев, это не так. Разве библейский комментарий Самсона Рафаэля Хирша менее еврейский, чем толкования Раши, лишь потому, что написан в XIX веке? Герман Коген, Франц Розенцвейг, Менделе Мойхер-Сфорим, Бялик, Ахад Га-ам, Соломон Шехтер – все они, да и многие другие стали раввинами европейского Талмуда [51].

Эти слова были написаны в 1945 году. Время идет вперед и еврейская литература наших дней уже не только европейская, но и американская и израильская. Этот незавершенный «Талмуд» все еще находится в процессе роста и становления. Подобно первоначальному Талмуду, он не пытается дать окончательные ответы на вечные вопросы: он наслаждается дискуссиями, в которых каждый уважает аргументы другого, и ценит анализ проблемы не меньше, чем ее решение.

В наши дни евреи разделены по вопросу о теории и практике своей религии больше, чем когда-либо в истории. Показательно, что в ряде городов есть множество синагог, причем все они утверждают себя в качестве носителей подлинного иудаизма. Подчас вспыхивают ожесточенные споры, которые могут даже сопровождаться насилием (особенно в Израиле, хотя и не только там).

Чтобы понять, как такое получилось, надо внимательнее взглянуть на еврейскую историю последних двух столетий и на то, о каких основных богословских принципах идет дискуссия.

Французская революция, потребовавшая всеобщего равноправия, символически ознаменовала возвращение евреев на активные роли в истории. Правда, здесь не все однозначно: с одной стороны, равноправие возникло не в одночасье, и в некоторых странах борьба за него продолжается. А с другой – идеи Просвещения, которые спровоцировали эти процессы, возникли давно и стали проникать в еврейское общество задолго до революции. Тем не менее удобно рассматривать конец XVIII – начало XIX века как важный рубеж в еврейской истории. В каком-то смысле это было концом еврейского средневековья, во всяком случае, в Западной Европе.

Еврейские общины средневековья были в основном самоуправляемыми. Их социальные, культурные и религиозные контакты с окружающим миром были незначительны, хотя внутри самого еврейского мира между общинами существовали налаженные связи. Хранителями религиозных норм и традиций были раввины, которые регулировали жизнь общин в целом и ее представителей в частности. В правовых вопросах основным авторитетом был Вавилонский Талмуд (как он понимался и актуализировался в большом и постоянно растущем корпусе законодательной литературы). Вожди общины имели право применять различные санкции и в крайнем случае могли отлучать тех, кто угрожал их авторитету. (Отлучение обозначалось еврейским словом «херем».) Неудивительно, что традиция повсеместно уважалась, перемены происходили медленно, основная задача образования виделась в подготовке достойных раввинов, а к раввинам относились с пиететом.

Диссидентства почти не было, и в каждом городе, как правило, имелась лишь одна еврейская община. Одно из исключений – расхождения между караимами и раббанитами. Караимство – это реформистское движение, пережившее расцвет в IX-XI веках на Ближнем Востоке, а впоследствии распространившееся на Византийскую империю. Оно отвергало авторитет Талмуда, провозглашая возвращение к Священному Писанию. Между караимами и раббанитами (евреями-талмудистами) было столь серьезное разделение, что они образовывали отдельные общины, которые приходилось подчас отделять друг от друга стеной.

Позднее после изгнания из Испании по причинам чисто историческим, а не богословским, в ряде городов Османской империи возникали бок о бок общины евреев разного происхождения, а в некоторых городах Западной Европы (например, Амстердаме, Гамбурге и Лондоне) общины сефардов сосуществовали с общинами ашкеназов. Тем самым закладывалась основа для нынешнего плюрализма. Впрочем, различия носили больше социальный, чем религиозный характер, а принадлежность к общине определялась происхождением, а не путем свободного выбора.

Серьезный удар по старой системе нанес хасидизм. Это движение обновления возникло в юго-восточной Польше в середине XVIII века и быстро распространилось по всей Польше. Хасидизм бросал вызов не только авторитету раввинов, но и всей их системе ценностей. Неудивительно, что истеблишмент ставил ему палки в колеса. Впрочем, лишь в Литве под влиянием грозного виленского гаона и его учеников отлучения, провозглашенные митнагедами («противниками») против нового движения, возымели действие (отчасти из-за поддержки правительства). Успех хасидизма показывает, что традиционные ценности были не столь уж неколебимы, как можно было подумать на первый взгляд.