Николас де Ланж - Иудаизм. Древнейшая мировая религия

Согласно классической галахе моментом смерти считается прекращение дыхания. Однако с тех пор, как в конце 1960-х годов появилось понятие «смерть мозга», раввины обсуждают возможность подкорректировать эту дефиницию (особенно в связи с запутанным вопросом о трансплантации органов).

Когда смерть установлена, покойнику закрывают глаза (желательно, чтобы это сделал сын) и бережно кладут на пол. С мертвым телом нужно обращаться с тем же уважением, что и с живым человеком. Его не раздевают: оно всегда прикрыто одеждой. Его не тревожат больше, чем необходимо, и не оставляют в одиночестве: согласно традиции до погребения с ним остаются «шомрим» («стражи») – может быть, друзья или родственники, – которые читают гимны.

Для траура существуют очень строгие правила. Те, кто им следовал, обычно свидетельствуют, что эти правила помогают, а не мешают. Они обеспечивают твердую почву под ногами, позволяют сориентироваться в ситуации, где человек может быть просто оглушен происшедшим. Правила предназначены не для того, чтобы сдержать или заглушить горе, а чтобы поддержать скорбящего, провести его через время испытания и помочь затем вернуться к нормальной жизни.

Оплакивают покойного родители, дети, братья и сестры, супруг. Дети до возраста Бар/Бат Мицва не соблюдают оплакивание; также не существует оплакивания и формального погребения для младенцев, которым не исполнилось тридцать дней. (В последнее время создаются обряды и для детей, умерших вскоре после рождения: ведь родителям надо излить свое горе.) Принято разрывать на себе одежду. Сыновья и дочери должны разорвать одежду слева (у сердца), а остальные плакальщики – справа. (Впрочем, поскольку не всем хочется портить дорогую одежду, часто вместо одежды рвут ленточку. Реформистский иудаизм вообще отменил разрывание одежды.) Период скорби по родителю – год, в остальных случаях – месяц.

Оплакивание как таковое начинается после похорон. В промежуток между смертью и погребением плакальщик находится в статусе «скорбящего» («онен»). Его не задавливают гнетом правил, а напротив, освобождают от многих религиозных обязанностей (например, от чтения молитв и благословений перед едой и после еды). «Онен» не должен пить вина, есть мясо, предаваться роскоши и удовольствиям, заниматься бизнесом и профессиональной деятельностью. Основная его забота состоит в том, чтобы позаботиться о погребении.

По возвращении домой с кладбища плакальщику – он теперь перешел в статус «авель», – предлагают особую трапезу (обычно яйца вкрутую и другие продукты круглой формы). Принято зажигать свечу, которая будет гореть в течение следующих семи дней. Некоторые закрывают зеркала в доме или поворачивают их к стене.

Оплакивание можно разделить на три периода.

• Первый и основной: «шива» («семь»). Теоретически это семь дней, но на самом деле, чуть меньше шести, поскольку день похорон считается первым днем, а на седьмой день «шива» продолжается лишь час; более того, в субботу не соблюдаются внешние знаки траура. Если на период «шива» попадает праздник, траур прекращается и не возобновляется. В течение «шива» плакальщики должны оставаться дома и сидеть на низких скамейках (отсюда известное выражение «сидеть шива»). Они не работают и не занимаются бизнесом, не вступают в сексуальные отношения, не купаются, не пользуются косметикой и кремами, не бреются и не стригутся. По обычаю, не изучают и Тору. Через три дня некоторые ограничения снимаются: кому нужно работать, может возвратиться к работе. В доме плача проводятся молитвы, и приходят друзья с соболезнованиями, выказывая солидарность и обеспечивая «кворум» для чтения «Каддиша». Особого гостеприимства от плакальщиков не ожидается: часто друзья приносят еду с собой и сами же ее подают. Чтобы подчеркнуть это нарушение обычных норм, существует традиция, которой некоторые следуют и поныне, что плакальщик не первым приветствует гостей, а лишь отвечает на приветствия.

• Второй: «шлошим» («тридцать»). Этот период продолжается до утра тридцатого дня после похорон. Плакальщики все еще не бреются и не стригутся, не слушают музыку, не ходят на свадьбы и вечеринки. (В наши дни ограничения на бритье и стрижку часто не соблюдаются, и даже ортодоксальные евреи иногда перестают следовать им после времени «шива».)

• Если это траур по родителю, он продолжается детьми в течение двенадцати месяцев после смерти.

Каждый год отмечают дату смерти, зажигая поминальную свечу и читая «Каддиш». У ашкеназов это называется идишским словом «йорцайт», или «йарцайт» («годовщина смерти»). В Великобритании в это время принято говорить скорбящим: «Я желаю вам долгой жизни».

Как ясно из всего вышесказанного, у евреев есть масса возможностей не только по особым случаям, но и в повседневной жизни вспоминать о своем особом наследии и предназначении. Многочисленные ритуалы приближают их к Богу, а также к семье, друзьям, предкам. В традиционной еврейской жизни эти напоминания вездесущи. Скажем, мальчики и мужчины постоянно носят головной убор и кисти, а очень традиционные евреи соблюдают особую форму одежды. Женщины следуют правилам «цниут» («скромности»): их тело полностью покрыто одеждой, за исключением рук и лица. Замужние женщины даже бреют головы, а многие носят парик («шейтель»). Существуют многочисленные благословения, которые благочестивый человек произносит не только над различными видами еды и питья, но и, к примеру, при виде необычного зрелища или услышав хорошее или худое известие. Однако большинство евреев не следуют всей этой богатой и своеобразной традиции. Жизнь многих из них почти не отличается от жизни их языческих соседей.

Если семья и дом – один центр тяжести еврейского мира, то община и синагога – другой центр тяжести. Различие между домом и синагогой – это различие между частной и публичной сферой. На практике эти сферы теснейшим образом переплетаются. Жизнь дома оставляет пространство, которое заполняют синагога и общественные обряды. К примеру, долгие часы синагогального богослужения Иом Киппура обрамляются с двух сторон семейными трапезами. Равным образом и синагога оставляет место для дома. Иногда эти сферы вторгаются друг в друга, скажем, семья идет в синагогу и совместно молится (сейчас это возможно в реформистских и консервативных синагогах) или сходится для семейного празднества (рождения ребенка, Бар Мицвы или брака), или община собирается в дом плача поддержать скорбящих и образовать миньян для чтения «Каддиша».

Понятие миньяна играет чрезвычайно важную роль в традиционном разграничении частного и публичного пространства. Само еврейское слово «миньян» означает просто «счет», «число», однако обозначает оно кворум, необходимый для публичного богослужения. Согласно старому правилу для чтения некоторых молитв (в частности, «Каддиша») требуются десять взрослых еврейских мужчин. Консервативные раввины, стремясь устранить оскорбительные различия между полами в галахе, учитывают женщин при подсчете миньяна. Конечно, в больших общинах число молящихся намного превышает кворум: это могут быть сотни и даже тысячи людей. Однако даже в больших собраниях понятие миньяна находит свое применение. Ведь молящиеся сходятся в собрание постепенно, а потому удобно иметь четкое и ясное определение, какого их количества достаточно для начала службы. Согласно традиции душеполезно быть частью миньяна, то есть среди первых десяти мужчин, пришедших в синагогу. Вопрос о миньяне особенно важен в маленьких общинах, где служба может просто не начаться из-за нехватки людей. Поэтому раньше некоторым бедным евреям специально платили за то, чтобы они вовремя приходили в синагогу. Реформистский иудаизм вовсе отказался от понятия миньяна: сколько бы людей ни пришло, все равно можно молиться. Соответственно службы начинаются в объявленное время. Это снимает некоторые проблемы (особенно в маленьких общинах), но ценой стирания грани между частной и публичной сферой.