Наталия Ковалева - Письма Махатм

Предполагаемая дата вашего отъезда? Ну, или седьмого апреля, или около того. Если ваше нетерпение не совпадет с моим желанием, вы вольны поступать, как вам нравится. Все же я рассматривал бы это как личное одолжение. Я глубоко возмущен общей апатией моих земляков. Более, чем когда-либо, я верю только в некоторых стойких работников невезучего и несчастного Теософского общества. Письмо вице-короля очень помогло бы, если бы оно было рассудительно употреблено. Но в таких делах, вижу, я не судья, как я вывожу из впечатления, оставленного в вашем уме Р. Шринавасой Рао и другими.

Так как инцидент седьмого февраля объяснен, ваш вопрос, относящийся к «более ранним ограничениям», уже снят.

Могу ли я просить вас еще о двух важных личных одолжениях? Первое – всегда помнить: если что-нибудь когда-нибудь можно будет для вас сделать, это всегда будет сделано без понуждения; поэтому никогда сами не просите, не внушайте нам что-либо, так как этим вы просто избавите меня от чрезвычайно неприятного для меня дела – отказать в просьбе другу, к тому же будучи не в состоянии объяснить ему причину отказа. Второе – помнить: хотя лично я ради вас готов многое сделать, я ни в коем случае не обязан делать что-либо тому подобное для членов Британского теософского общества. Я дал вам слово учить их через ваше любезное посредничество нашей философии, примут они ее или нет. Но я никогда не брался убеждать кого-либо из них ни относительно степени развития наших духовно-психических сил, ни даже относительно нашего существования. Их вера или неверие в последнее представляет для нас действительно пустяковое дело. Если они когда-либо будут облагодетельствованы нашим обещанием, это должно произойти только через вас и через ваши личные усилия. Также вы никогда не сможете увидеть меня (во плоти) или даже в ясном четком видеґнии, если вы не готовы дать ваше честное слово никогда никому не открывать этого факта, пока живы (если только не получите разрешения на это). Следствием этого вашего обета будет никогда не удовлетворяемое и постоянно повторяющееся сомнение в умах ваших британских членов, – и это как раз то, чего мы в настоящее время хотим . Слишком много или слишком мало было сказано или доказано о нас, как М.А. (Оксон) справедливо заметил. Нам приказано взяться за работу, чтобы замести некоторые следы – этим новым образом действий вы обязаны непрестанным подпольным интригам нашего экс-друга мистера Хьюма (который теперь целиком во власти братьев Тьмы); и чем больше наше существование будет поставлено под сомнение, тем лучше. Что касается проверок и убедительных доказательств для европейских саддукеев вообще и английских в частности – то это должно быть совершенно исключено из нашей будущей программы. Если нам не позволят употреблять наше собственное суждение и средства, ход будущих событий ни в коем случае не будет гладок. Поэтому вы никогда не должны прибегать к таким фразам, как «для укрепления связей с друзьями на родине», ибо они определенно не принесут пользы, а будут еще больше раздражать других власть предержащих», если употребить такую смешную фразу. Не всегда лестно, дорогой друг, быть помещенным даже теми, кто больше всех нравится, на тот уровень, на котором находятся оболочки и медиумы – с целью проверок. Я думал, что вы счастливо переросли эту стадию. Давайте будем придерживаться в настоящее время просто интеллектуального аспекта в нашем общении и займемся только философией и вашей будущей газетой, предоставив остальное времени и непредвиденным событиям.

Именно потому, что я ощущаю двойственное действие вашего ума, когда вы обращаетесь с такими просьбами, я неизменно подписываюсь —

ваш любящий друг К.Х.

Вам велено отправиться домой на отдых, который вам нужен, поэтому вы должны отклонить все дальнейшие дела, пока не услышите от М. дальнейших указаний. Когда Маха-Чохан известит, вам придется поехать в Пенджаб. Так как завтра отправляется английская почта, вы также могли бы дать мистеру Синнетту дружеское предупреждение, чтобы он не удивился, что проект его газеты встречает препятствие за препятствием. Состояние Индии теперь почти сравнимо с большим количеством сухого вещества, в котором тлеют искры. Агитаторы обеих рас прилагают все силы, чтобы раздуть великое пламя. При нынешнем сумасшедшем фанатизме вряд ли найдется столько терпения, чтобы трезво подумать о чем-нибудь, и менее всего о таком деле, которое, подобно нашему, взывает к консервативным людям. Капиталисты более склонны – подобно Холкару – хранить свои рупии у себя, чем помещать их в акционерные общества. Поскольку «чудеса» с самого начала исключались, как известно вам и мистеру Синнетту, я предвижу задержки, разочарования, испытания терпения, но (пока что) не неудачу. Прискорбный результат быстрого карабкания Бишенлала [375], как потенциального челы, на Гималаи весьма осложнил дело. А ваш выдающийся корреспондент [376]в Симле еще сильнее ухудшил положение. Хоть и не зная об этом, он способствовал безумию Бишенлала и (теперь уже сознательно) составляет заговор и замышляет многими способами ввергнуть нас в побоище, из испарений которого проступит гигантский призрак Джекко. Он уже вам рассказывает, что Синнетт доверчивый слабоумный человек, которого можно водить за нос (простите мне, достойный друг, мой дурной вкус, который заставил меня дублировать для моего «подопечного» Синнетта то последнее длинное письмо мистера Xьюма к вам, которое вы храните на дне вашего ящика и не хотели, чтобы Е.П.Б. его видела полностью). Для меня его тщательно скопировали; для вашего вспыльчивого друга он давно приготовил смертельную мину. Мистер Синнетт теперь в состоянии проверить мое давнишнее предупреждение о том, что он (Хьюм. – Ред .) намеревался настроить всех ваших друзей в Лондоне против Общества. Настала очередь для партии Кингсфорд – Мэйтленд. Дьявольская злоба, которой пышет его (Хьюма. – Ред .) нынешнее письмо, происходит непосредственно от дуг-па , которые поощряют его тщеславие и ослепляют рассудок. Когда вы откроете письмо М. от 1881 года, вы найдете ключ ко многим тайнам – включая и эту. Хотя вы по природе интуитивны, ученичество все же является для вас полной загадкой, а что касается моего друга Синнетта и других, то они едва ли имеют представление об этом. Почему я должен даже теперь (чтобы направить ваши мысли в правильное русло) напомнить вам о трех случаях безумия в течение семи месяцев среди «мирских учеников», не говоря уже о том, что один стал вором? Мистер Синнетт может считать себя счастливым, что его мирское ученичество только в зачатке и что я с таким постоянством обескураживал его желание перейти к более близким отношениям в качестве принятого челы. Мало людей знают свои врожденные способности – только тяжелые испытания начального ученичества их развивают. (Запомните эти слова: они имеют глубокое значение.)