Идрис Шах - Суфии

В материальном мире превосходство суфиев связано с их работой и творчеством, которые снискали себе всеобщее уважение благодаря достижениям отдельных суфийских деятелей. Широко распространено мнение, что философские и научные открытия, сделанные суфиями, стали возможны благодаря их экстраординарным способностям. Обычные теологи или интеллектуалы, не склонные считать суфиев особой духовной элитой, которая связанна с высшими формами сознания, испытывают некоторую неловкость, когда вынуждены признавать, что в одних странах суфии являются национальными героями, а в других – основоположниками национальной литературы. Предполагается, что от двадцати до сорока миллионов человек являются членами суфийских школ или их филиалов, причем число суфиев постоянно возрастает.

Суфием может оказаться ваш сосед, человек, живущий напротив вас, богач или бедняк, порой – затворник.

Исследовать реальность суфизма исключительно извне не представляется возможным, поскольку суфизм предполагает непосредственное участие, подготовку и опыт. Несмотря на то, что суфии написали огромное количество книг, все они написаны применительно к различным обстоятельствам, кажутся противоречащими друг другу и не могут быть понятыми непосвященными, или же имеют скрытый смысл. Чаще всего посторонние исследователи изучают их весьма поверхностно.

Попытки раскрыть суфизм посредством изучения суфийских произведений, написанных для Востока, также наталкиваются на определенные трудности, на что не раз сетовали ученые, в том числе и профессор Николсон, приложивший немало трудов, чтобы понять и сделать доступной Западу суфийскую мысль. Публикуя отрывки из некоторых суфийских произведений, он признает, что «очень большое количество этих произведений обладают совершенно особыми и уникальными свойствами, так что их подлинный смысл открывается лишь тем, у кого есть ключ к шифру, в то время как непосвященные либо понимают только их буквальный смысл, либо вообще ничего не понимают». [6] R. A. Nicholson. Tales of Mystic Meaning, London, 1931, p. 171.

Книга, подобная этой, «сама себя проектирует» суфийским способом, из чего следует, что в ее основе по определению лежат не общепринятые, а суфийские образцы. Природа содержащейся в ней информации и ее изложения весьма специфична, соответственно, к ней не применимы известные критерии. В подаче материалов был использован метод «рассеивания», поскольку воздействие считается эффективным в силу множественности его проявлений.

В обычной жизни некоторые формы понимания становятся доступными благодаря опыту. Человеческий ум является тем, чем является, отчасти вследствие влияний, которым он подвергается, а также своей способности использовать эти влияния. Взаимодействие между влиянием и умом определяет собой качество личности. В суфизме этот естественный физический и ментальный процесс используется сознательно. Как следствие, человек ощущает, что он достигает более эффективных результатов: приход «мудрости», вместо того чтобы быть вопросом времени, возраста и случая, становится неизбежным. В качестве иллюстрации этого процесса суфии приводят в пример дикаря, поедающего все, что попало, и человека, умеющего различать, который ест лишь полезную и одновременно вкусную пищу.

По всем перечисленным выше причинам было бы совершенно бессмысленно пытаться излагать суть суфийского мышления и деятельности в обычной упрощенной манере или в форме дискурса. Абсурдность таких попыток подытожена в суфийской поговорке: «послать поцелуй через посредника». Суфизм может быть естественным, являясь в то же время частью высшей формы человеческого развития, причем сознательного развития. В обществах, где он не действовал в этой продвинутой форме, адекватного средства для его представления обычно не существует. С другой стороны, почва для такого представления (частично литературного, частично описательного, частично наглядного и т. д.) уже подготовлена в других областях знания.

Люди с метафизическим складом ума, и в особенности те, кто чувствует себя вполне комфортно в мистической области или предрасположены к «внутреннему восприятию», не имеют никаких преимуществ перед остальными, когда дело касается принятия суфизма. Их субъективность, особенно если она связана с ощущением собственной уникальности, подхваченной как вирус от других людей, может на самом деле оказаться проявлением серьезной неспособности.

Упрошенного суфизма не существует, более того, он исчезает из поля сознания тех неустойчивых людей, которые могут быть уверены в том, что им удастся понять его, постичь «духовное» с помощью того, что на поверку оказывается их собственной претензией на внутреннее восприятие. Несмотря на всю крикливость таких людей (а они часто оказываются именно такими), едва ли они вообще существуют для суфиев.

Те, кто говорит: «Все это невозможно описать, но я чувствую, что вы имеете в виду», едва ли смогут получить от суфизма какую-то пользу. Суфии работают и прилагают усилия к тому, чтобы пробудить определенную область сознания, полагаясь при этом не на удачу, а на особые методы. Суфизм не имеет ничего общего с воздушными замками, взаимными восторгами или безжизненными обобщениями. Когда исчезает «острота», исчезает суфийский элемент ситуации, и наоборот. Суфизм отнюдь не адресован какому-то особому сегменту общества, ибо такого отдельного сегмента попросту не существует, он апеллирует к определенной способности, скрытой в людях. Там, где эта способность не активирована, нет суфизма. Он содержит в себе и «суровую» и «мягкую» реальность, разлад и гармонию, яркий свет пробуждения и мягкую, убаюкивающую темноту засыпания.

Этот центральный момент хорошо выражен в суфийской поэзии, которая очень часто отличается техническим совершенством, иногда кажется просто человеческой, а иногда – совершенно иной. Поколения заурядных лингвистов потратили целые жизни, анализируя это уникальное явление с помощью различных методов в контексте поэтического «разнообразия качеств». Один суфийский поэт так прокомментировал эти попытки:

О кот, привыкший к скисшим сливкам; знаток всех оттенков горечи! Ты принадлежишь к сообществу тех, кто пришел к единому мнению в отношении йогурта. Ты в равной степени ненавидишь сыр, масло и парное молоко. Ты говоришь, что ты не торговец сыром? Но, поистине, тот, кто торгует им, ближе к тебе, чем твоя яремная вена.

А вот еще один отрывок от того же автора, в котором странным образом отзывается эхо современной критики глянцевой литературы.

А не попытаться ли нам написать совершенную картину или соткать отличный ковер? После этого мы можем собраться и всю ночь чесать языками, обсуждая, где каждый из нас отклонился от совершенства. Как здорово! Один и тот же метод для завершенного человека и для ребенка, занятого поиском смеси, которая придаст совершенство его пирогу, слепленному из грязи.