Фоско Марайни - Тайный Тибет. Будды четвертой эпохи

То и дело Энче Каси помогал нам перевести какое-нибудь слово, предварительно шепотом посоветовавшись с Цетеном. Миларепа образно описывал свои ощущения отшельника в ночи, в холодной пустыне, и картины постепенно ожили передо мной.

– Чудесно, не правда ли? – воскликнула Пема. Потом она продолжила: – У вас есть такие поэты, как Мила? В школе нас заставляли читать Теннисона, но я его терпеть не могла. Такая скука! Полно сложных слов, никакого безумия… Я всегда слышала, что европейцы и американцы отлично управляются с машинами и лекарствами, но не очень хорошо со всем остальным. Скажите-ка мне по секрету, это правда?

Она улыбнулась, наклонила голову набок и полузакрыта глаза. Она отлично знала, что повторяет несправедливую банальность, в которую сама не верит, так же как она отлично знала, что часто ведет себя фривольно, тщеславно или зло, и это так и было; она была восхитительна, будучи такой и зная это.

Желая ответить ей, я подумал о Вийоне, Рембо, Блейке, Лорке, но в конце концов прочел ей одно из немногих стихотворений, которые знал наизусть:

– Наверное, виновата моя гувернантка, – продолжила Пема. – Годами она внушала мне мысль, что все люди на Западе целомудренные, хорошо воспитанные, неэгоистичные, набожные, исключительно преданные долгу, которым предназначено вывести нас, бедных, безбожных и некультурных варваров, к свету. Вы знаете, это стало для меня настоящим шоком, когда я первый раз посмотрела кино в Даржилинге! Я за один час узнала, что вы, можно сказать, хуже нас, тибетцев! Скажите, а в Италии интересно? Больше всего мне хотелось бы увидеть Египет, не знаю почему. И потом Грецию. Я обожаю греческие храмы. Я ни одного не видела, но они должны быть очень красивые. Это правда, что они белые, как сахар? Тогда мне хотелось бы увидеть и Италию. Когда брат услышал о вашей экспедиции, он сказал: «Ах, это итальянцы, ты услышишь, как они поют! У нас будет много музыки!» И вместо этого… вы знаете, вы нас по-настоящему разочаровали!

Тихий свист заставил меня выглянуть наружу. Это был Сёнам, помощник, который делал мне знаки. Я подал ему ответный знак, которым, как мы условились заранее, я покажу, что пора нести чай, сладости и угощение. Мы все подготовили очень тщательно, но я дрожал от опасения, что Сёнам что-нибудь забудет, или опрокинет чайник, или не сообразит, как подать лепешки. Однако он принес поднос в самой выдержанной манере и все сделал быстро, умело и молча. Он был босиком, но умудрился найти пару белых хлопковых перчаток – неслыханное дело! Молодчина, Сёнам!

Пока мы пили чай, Пема Чоки просмотрела несколько вещей, которые я привез из Тибета.

– Это красивое кау. Где вы его нашли? – спросила она. – Вы знаете, что это очень необычные кау, их благословил лама, который умер много лет назад, и они защищают от ножевых ран и даже от пистолетных выстрелов?

– У нас тоже, – не мог я не перебить ее, – есть некоторые изображения некоторых святых, которые считаются непробиваемой защитой от опасностей; от вулканической лавы, например.

– Правда? Потом вы обязательно должны мне рассказать о вулканах. Какие это, должно быть, ужасные горы! Но они, наверное, очень красивые! Может, чем вещь ужаснее, тем она красивее, или я ошибаюсь? Позвольте мне рассказать вам историю про чудотворное кау. Несколько лет назад жил один разбойник, которого никто не мог поймать. Он убивал, грабил и мародерствовал на дороге из Лхасы в Китай и творил все, что ему вздумается. В конце концов его секрет раскрыли. У него было очень сильное защитное кау – пули просто отскакивали от него, как от железного. Он стал таким самоуверенным, что однажды даже приехал в Лхасу, слез с лошади и пошел на рынок прямо в толпу. Его узнали, но никто не смел до него дотронуться. В конце концов кто-то попытался схватить его, но он защищался и стал стрелять. Другие тоже стали стрелять, но не могли причинить ему никакого вреда; пули только соскальзывали с него, как с ледяного. В конце концов один лама прочитал магическое заклятье. Бандит вдруг раскаялся и увидел безумие своих поступков. Он снял кау, поцеловал его и тут же упал, пронзенный уж не знаю сколькими пулями!

– А что сделалось с кау?

– За него случилась страшная драка. Многие были ранены или раздавлены в потасовке… Вот вам Тибет! Мы вам все еще нравимся? Ах, мы такой странный народ!

Солнце быстро заходило за лесистыми горами за Гангтоком. Я заметил, что Энче Каси и Цетен смотрят на часы. Пема встала, нам было пора прощаться.

– Не забудьте про танцы лам на следующей неделе. Мы будем вас ждать, – сказала она, садясь в машину, черную и торжественную, как мавзолей.

Я вернулся в комнату и поставил стулья на место. Маленький красный платок лежал на земле. Я подобрал его. В уголке я увидел написанное слово jeudi (четверг). Это была простая забывчивость, не послание. Но все равно это было очень мило.

Гангток – маленькая деревня, изолированная в горах, но, когда его узнаешь поближе, он оказывается гораздо интереснее, чем можно подумать при первом взгляде. Он находится на границе между Индией и Тибетом, и это значит, что там встречаешь самых разных людей. По утрам в праздничные дни базар представляет собой живую антропологическую галерею. Радостные крупные тибетцы, созданные для просторов своих огромных пустынных равнин, проходят, как кони, сквозь толпу крошечных непальцев и сталкиваются плечами с молчаливыми индийцами и мусульманами с северо-запада, тоже высокими и мужественными; но мусульмане такие гордые, что, кажется, готовы оскорбиться в любой момент.

Религии там, где встречаются две и больше цивилизаций, всегда дают много материала для наблюдений. Здесь Запад (латинский алфавит, механические изобретения, христианство, брюки и сутаны, моногамия, гигиена, художественный реализм и так далее) вступает в контакт со множеством других комплексов: с тибетским (буддизм, экономический и социальный феодализм, длинные волосы у мужчин и женщин, масло); с непальским, индуистским и другими. Как эти цивилизации взаимодействуют и реагируют друг на друга? На первый взгляд очевидно, что материальные заимствования – самые простые и быстрые, тогда как нравственное и духовное влияние проявляется гораздо медленнее или не проявляется совсем. Запад неоспоримо властвует над головами и ногами. В фетровые шляпы и кожаные ботинки переоделись почти все. Значки (британско-индийское военное влияние), сигареты, велосипед и перьевые ручки очень распространены. Кроме того, как мне говорят, все шире распространяется обычай жениться по романтической любви.