Кори Маккарти - Расколотое небо

– Ты его забодал! – Чейз невольно улыбнулась, шагая с Пиппином по Парку. – После этого он уже не знал, что сказать.

– Когда ты очень нужен военным, то получаешь кое-какие плюшки.

Пиппин тоже улыбнулся. Между ними снова возникла та непринужденность, которая исчезла еще до МАВС. Чейз не знала, откуда она взялась, но слишком в ней нуждалась, чтобы задавать какие-то вопросы.

– Я чуть было не вывалила на него все перед тем, как ты появился. – Она потерла руки, прогоняя остатки ангарного холода. – Положение было отчаянное. Если бы я взорвалась и действительно высказала что думаю, то уже сейчас летела бы обратно в Мичиган.

– Мне следовало бы появиться раньше. Я узнал о том, что он тебя вызвал, только когда меня нашел Ромео. Ты ведь знала, что я приду, да? – Она кивнула, хоть ей и показалось, что этого слишком мало. Но, наверное, это и по ее виду было заметно. – Мне наплевать, из-за чего мы ссоримся. Тебе никогда не придется одной иметь дело с этим идиотом, Чейз. Даю слово. Я ведь тебе говорил в тот вечер, когда узнал, кто он?

– Говорил. – Она глубоко вздохнула. – Просто последнее время у нас все разладилось.

Пиппин потер виски. С силой. На секунду Чейз показалось, что все снова идет наперекосяк.

– Быстро сказать у меня не получится, так что потерпи. Я был Вольдемортом. Ты была Дартом Вейдером.

– Почему это я должна быть Вейдером? Вольдеморт гораздо злодейнее.

– Шутишь? Ладно. Давай я буду Саруманом, а ты Сауроном?

– Ты всегда был слишком толкинутым на мой вкус. – Она помолчала. – Как насчет доктора Франкенштейна и мистера Хайда? Один из них этически глух. – Она указала на себя. – А второй ярится дикарскими желаниями.

– Я не ярюсь, но сравнение удачное. – Он остановился и повернулся к ней. – Но если отбросить темные маски, мне бы хотелось, чтобы перед завтрашним утром мы нашли какие-то незлодейские слова друг для друга.

– Я – за, – отозвалась она. Значит ли это, что ей начинать? Не важно. Ей надо признаться, пока им еще что-то не помешало. – Я не собиралась выдавать тебя Ромео. Мне просто хотелось с ним поговорить. Он какой-то нелепый, знаешь ли.

– Знаю, – ответил Пиппин. – А теперь я признаюсь, что не хотел быть полным подонком насчет Торна. Или нет: я хотел быть подонком, потому что мне… ужасно досадно. Наблюдать за вами с Тристаном было тяжело.

– Наблюдать за нами? Почему?

– Как он на тебя смотрит… – Пиппин собирался сказать что-то ехидное. Она видела, как подколка уже крутится у него на языке. А потом она исчезла – и слетела правда. – Именно такого я хотел бы от Ромео. Понимаешь, серьезного интереса. Той самой искры.

Они продолжили идти к казарме.

– Я пытаюсь не завидовать. Это чрезвычайно трудно.

Они пришли к себе. Чейз плюхнулась на койку, скидывая ботинки.

– Пиппин, наверное, ты прав. С Тристаном все… по-другому?

– Ты говоришь так, будто в этом не так уж уверена.

– Не уверена. Ты ведь знаешь, что эти штуки для меня зашифрованы.

– Тогда разреши мне перевести. – Пиппин сел на койку рядом с ней. Они оба не имели привычки обниматься, но его близость была примерно равнозначна этому. – Не упускай шанс.

– Что?

– Не. Упускай. Шанс. Тристан надежный.

– Я могу причинить ему боль, Пиппин. У меня предчувствие, что если ранить сердце Тристану, то реакция Бунтаря покажется детским лепетом.

Он покачал головой.

– Не знаю, как тебе, а мне перестраховываться надоело. Это ни к чему не приводит.

Чейз ухмыльнулась.

– Это должно означать, что мне надоело безрассудство?

Он посмотрел на нее искоса.

– Может быть.

– И что теперь? – спросила она. – Что мы можем сделать до завтра?

– Предлагаю тебе найти Тристана и устроить лучший обратный отсчет за все времена. У меня свиданка с Ромео. Я буду учить его правилам пула. Ну, он не знает, что это свиданка, но я не возражаю. – Он снова покосился на Чейз. – Мне нравится быть с ним. Это – чистая энергетика. Даже когда я готов придушить его за тупое заигрывание.

– Это любовь, да? – спросила она, вспомнив, как ей отчаянно хотелось спарринговать с Тристаном.

Пиппин кивнул.

Впервые в ее жизни любовь показалась идиотски осмысленной.

Она уткнулась ему в грудь и обхватила его руками. Пиппин не любил обниматься, но она держала его, пока его руки вяло не сомкнулись вокруг нее.

– Когда я уже собиралась отрывать Торну голову, я кое-что поняла, – сказала она. – Он совершенно чужой. Я не знаю, почему он делает что-то. Но ты… я всегда вижу, что происходит в глубине, даже если понятия не имею, что происходит на поверхности.

– Наверное, нам надо заняться деталями, – сказал он. – Всякими несущественными мелочами.

– У нас впереди вся наша карьера. Наверное, нам надо быть откровенными. – Она поглубже вздохнула. – Например, я знаю, что тебе не хочется здесь быть, но не знаю, почему.

– Семье нужны деньги, – ответил он.

– Но это не ответ, так ведь?

Он взъерошил себе волосы.

– Когда мне было девять, я сказал маме… ну, про себя. Она такая любящая, что я решил, что она поможет мне освоиться с тем, что я другой.

– А она не помогла?

– Нет. И мои братья тоже, когда узнали. Их насмешки были… – У Пиппина потемнели глаза, а лицо стало жестче. Она обняла его чуть крепче. – Дело не в том, что мне не хочется быть здесь, Чейз. Я просто никогда нигде не чувствовал приязни. Не к тому, кто я на самом деле.

– Значит, гениальный гей ОРП и дочка ненавидимого генерала. Ну мы и парочка.

– Да уж.

В ангаре «Стрикеры» стояли рядом, крыло к крылу. Первым – «Пегас», сияюще-прекрасный. Дальше – «Дракон» с новым шасси и немалым количеством вмятин и царапин. Тристан провел рукой по металлической обшивке своей птички – как она частенько делала это со своей.

– «Феникс» напоминает мне тебя, – сказала она, незаметно подойдя. – Самоуверенный. Собранный. Немного сексуальный.

Тристан обернулся с готовой улыбкой.

– Сексуальный?

Она кивнула, не пытаясь скрыть румянец, который, казалось, зарождался у ее коленей и поднимался все выше. Она шагнула под «Дракона» и прикоснулась к гладкой обшивке своей птички. Жемчужно-серебряный был ее любимым цветом.

Он встал прямо у нее за спиной.

– Если «Стрикеров» не примут, завтрашний совместный полет может стать нашим последним. Противно об этом думать.

Чейз моментально почувствовала то же самое. Она прижалась к «Дракону», а Тристан принял это за приглашение. Он приложил ладони к боку самолета так, что Чейз оказалась между его рук. Когда он придвинулся к ней, ее тело загорелось.

Он замер.

– Я жду, что ты скажешь: «Это плохая идея».

Его глаза пылали, волосы так и просились, чтобы их растрепали. Ей вспомнился поцелуй в лазарете: необузданный, жадный. Она вздохнула и решилась на маленькую откровенность.