Йен Макдональд - Бразилья

Когда они возвращались по утрамбованной множеством ног дорожке, работники в полях кланялись с почтением своему отцу, а Льюис позволил себе чуть отстать, чтобы найти Зембу. Поспешная ночь набегала на небо, текучие слои воздуха вокруг реки, густые, как туман, прижимали к земле дым от костров, на которых готовили еду.

– Ну что, друг мой, это тот самый Город Бога, который ты искал? – спросил Квинн на языке имбангала.

За несколько недель, проведенных в погоне за легендами в слиянии Риу-Бранку, Льюис был очарован родным наречием спутника и научился на нем говорить. Выучишь язык – познаешь человека. Земба было скорее не именем, а званием, причем полувоенным, бывший невольник оказался мелким князьком, преданным и проданным в португальское рабство конкурирующей королевской кликой Н‘голы. Его вольная, подписанная королевским судьей Сан-Луиса, была подделкой. Земба сбежал с тростниковой плантации в Пернамбуку, прожил пять лет в одном из киломбо [196] Затерянные в лесах деревни беглых рабов. , а потом его разрушили, как и все колонии беглых рабов, а Земба с тех пор искал подлинный Город Бога, город свободы, киломбо, которое никто никогда не разрушит.

– Город Бога вымощен золотом и серебром, ему не нужны ни солнце, ни луна, поскольку Христос – его свет, – ответил Земба. – И нет солдат, поскольку сам Господь – его копье и щит.

Везде виднелись патрули, в каждом было по два человека с рисунками на коже, как уже понял Квинн, обозначавшими принадлежность к племени гуабиру. Охранники носили деревянные арбалеты с хитро закрепленным зарядным устройством. Льюис опознал китайские многозарядные арбалеты, они встречались ему, когда он изучал эту величайшую из стран, считая, что самое сложное задание, о котором он так грезил, приведет его в Китай, а не в эту частную империю на Риу-Бранку. Квинн не сомневался, что легкие деревянные стрелы обретали смертоносность благодаря яду. Он пробормотал себе под нос что-то по-ирландски.

– Простите, святой отец?

– Это стихотворение на моем родном языке:

– Это правда. – Земба подошел к Квинну. – Я тут походил сам по себе, пока испанский отец показывал вам поля. Заглянул в одну из хижин. Вам стоит это сделать, отец. И церковь, загляните в церковь, там, внизу.

– Святой отец! – раздался веселый голос Гонсалвеша. – Уверенность в Господе – определенно признак христианина. После того как вы увидели то, что я показал, вы со мной? Поможете мне в моей великой работе?

Земба опустил голову и сделал шаг назад, но Квинн заметил, как сверкнули у него глаза.

– Что за работа, святой отец?

Гонсалвеш замолчал, улыбаясь невежеству неуклюжего взрослого, он раскинул руки, неосознанно подражая огромному идолу, который возвышался над его городом.

– Я забираю полевых животных и даю души тем, кто хочет получить их, какая еще может быть работа?

«Вы хотите меня спровоцировать, – подумал Квинн. – Вы хотите, чтобы я среагировал на то, что считаю высокомерием и тщеславием». Он сунул руки во влажные рукава своего одеяния.

– Я уже близок к решению, отец Гонсалвеш. Скоро, очень скоро, обещаю.

В ту ночь он пришел в малоку, которую занимал отец Диегу. Пака [197] Вид грызунов. бросились врассыпную у него под ногами. Гонсалвеш сидел на коленях за столом и писал при желтом свете смердящей лампы на пальмовом масле. Квинн наблюдал, какое сосредоточенное выражение приняло лицо Гонсалвеша, пока он скрипел пером по поверхности тряпичной бумаги. Разлинованные строки, пометки, каллиграфический почерк, какие-то записи. Появление Квинна осталось незамеченным и неуслышанным, он всегда умел передвигаться тихо и скрытно для человека его размеров.

– Отец Диегу.

Тот даже не вздрогнул. Знал о его присутствии? Гонсалвеш отложил огрызок пера:

– Ночное судилище?

Аналой был единственным предметом мебели в длинном помещении, пропахшем пальмовым маслом. Квинн опустил свое крупное тело на подушки, встав на колени.

– Отец Диегу, кто те мужчины и женщины под палубой корабля?

– Они прокляты, святой отец. Это те, кто отверг Христа, его город и обрек себя на животное рабство. Через некоторое время они будут проданы.

– Мужчины и женщины, дети, отец Диегу.

– Сами виноваты, не жалейте их, они не заслуживают и не понимают жалости.

– А больные, отец Диегу?

– Я не совсем понимаю, о чем вы.

– Я заглянул в одну из малок. Я не поверил своим глазам, поэтому заглянул в еще одну, потом в еще одну и еще. Это не Город Бога, а Город Смерти.

– Как театрально, святой отец.

– Не вижу ничего театрального. Меня не развлекает то, что целые семьи умерли от болезней. Оспа и корь выкосили целые малоки, не оставив ни одной живой души. В ваших журналах, таких выверенных и аккуратных, есть ли записи о количестве умерших с того момента, как они присоединились к вашему Городу Бога?

Гонсалвеш вздохнул:

– Индейцы – раса, требующая дисциплины. Они переданы нам Господом, чтобы мы их подвергали испытаниям и – да, вразумляли, святой отец. Посредством порядка, посредством физического труда приходит и духовное совершенство. Господь требует от нас самого лучшего. Эти болезни – очистительный огонь. У Господа большие планы на этот край, с Божьей помощью я создам народ, достойный его.

– Молчите! – Акцент Квинна полоснул, как ножом. – Я увидел все, что вы здесь сделали, но не принимаю это во внимание при вынесении решения, которое сводится к тому, что вы виновны в распространении ложного учения – якобы те люди, которых вас направили окормлять, рождены без души, а вам дана власть даровать им эту душу. Это чудовищное заблуждение, кроме того, я считаю, что вы страдаете от греха гордыни, а это смертный грех, который насылает сам Враг рода человеческого. Во имя Христа и любви к нему, я требую, чтобы вы подчинились моей власти и вернулись со мной в Сан-Жозе-Тарумаш, а затем и в Салвадор.

Губы Гонсалвеша двигались, словно он читал молитву по четкам или пережевывал свои грехи:

– Шут.

Ярость обожгла сердце Квинна, горячая, тошнотворная и восхитительная. «Именно этого он и хочет». Льюис продолжил тем же невыразительным голосом:

– Мы отплывем на рассвете, возьмем только мое каноэ. Дайте наставление своим помощникам и морбишам [198] Деревенский староста. , как им управлять поселением, пока вам не пришлют замену из Салвадора.

– Я, правда, ожидал большего. – Гонсалвеш благочестиво сложил руки на коленях. Лампа на пальмовом масле отбрасывала неразборчивые тени на его лицо. – Знаток языков из самой Коимбры не то что местные пеоны [199] Батраки в Латинской Америке. , которые с трудом могут прочесть даже собственное имя, не говоря уж о молитвеннике, и слышат дьявола в каждом ударе грома или крике лягушки в варзеа, человек ученый и проницательный. Изысканный. Знаете ли вы, как я жаждал обрести брата, с которым можно было бы обсуждать идеи и предположения, далекие от этих простых людей, как небосвод? Я разочарован, Квинн. К сожалению, я разочарован.