Аластер Рейнольдс - Обреченный мир

Только Нимчей судьи не интересовались, как особо и самим Кильоном. Интересовались они только Спатой, а тот даже в наручниках и под вооруженной охраной не терял гордого вида. На протяжении всего разбирательства коммандер хранил стоическое хладнокровие, будто искренне верил, что действовал в интересах Роя, или, по крайней мере, хотел, чтобы так считали судьи.

Кильон считал именно так. Поставив себя волевым усилием на место Спаты, он не видел принципиальных несоответствий в изложенных им целях. Рой был демократией лишь в удобных Рикассо границах. Если человек искренне верит, что лидерство Рикассо вредит Рою, а битва с черепами – необходимый шаг, как иначе ему поступить, если не организовать переворот вместе с единомышленниками? В этом смысле Спата действовал разумно, даже справедливо. И его враждебность, которую Кильон чувствовал по отношению к себе, этому не противоречила. Ненависть коммандера к нему и Нимче – лишь случайность.

Единогласного решения присяжные не вынесли, но этого и не требовалось. Все считали, что Спата виновен в побеге борга, повлекшем гибель людей. Также все согласились с тем, что из-за его действий потеряны драгоценные препараты. Не сошлись судьи в том, считать ли те действия бунтом или чрезмерной заботой о безопасности Роя, ведь в таком случае Спата действовал не из корысти.

На результат это не слишком повлияло. Семь капитанов считали Спату не только виновным, но и заслуживающим казни. Два рекомендовали отстранить Спату от должности на время дальнейшего расследования. Один воздержался по причине отсутствия исчерпывающих доказательств подлинности фотографий. Позиция меньшинства явно расстроила Рикассо, надеявшегося на единогласие.

Впрочем, хватило и семерых. По законам Роя, Спату признали виновным в материальном вредительстве, гибели четырех граждан, стремлении помешать правосудию (оговор Кильона и Рикассо) и, словно внезапно припомнив, в попытке мятежа. Мятеж автоматически означал казнь, хотя и другие преступления в сумме тянули на высшую меру.

Приговор привели в исполнение быстро и на удивление бесцеремонно. Суд переместился на боковую платформу «Переливницы ивовой», где на Спату надели древнюю кожаную привязь. Привязь, в свою очередь, прикрепили к тросу, трос – к лебедке. Спату подняли к небу, потом опустили пядей на сто пятьдесят ниже корабля. Вооруженные авиаторы заняли позицию и направили пулеметы на едва узнаваемую фигуру на конце троса. Кильон видел, что, связанный по рукам и ногам, Спата не мог шевельнуться.

Пулеметчики открыли огонь не сразу. Они дожидались, пока не раскачается трос лебедки. Сравнительно небольшое движение на уровне платформы скоро превратилось в широкую дугу, потом в эллипс: Спата качался взад-вперед и вправо-влево. Кильон не сразу догадался, что все это намеренно, для усложнения задачи пулеметчикам. По сигналу пулеметы зарокотали, авиаторы целились не во вращающуюся фигуру, а в точку, где Спата был долей секунды раньше. Упражнение оказалось непростым, тем более что лебедчики меняли длину троса и амплитуду движения. Цель выстрелы достигли за считаные секунды, а Кильону почудилось, что прошли минуты. Однако ни один из тех выстрелов не стал решающим. Пулеметчики словно стремились растянуть казнь – терзали Спату легкими ранениями, вместо того чтобы сразу убить.

– Не суди нас слишком строго, – попросил Рикассо, с трудом перекрикивая грохот выстрелов. – Застрелить Спату в упор было бы проще, но тогда мы лишим его шанса принести Рою пользу.

– Разве мешок с землей для этой цели не годится?

– Землю мы используем в другом качестве, – ответил Рикассо. – Она может в любой момент понадобиться для балласта.

Кильон едва дождался, когда ройщики решат, что приговоренный исполнил свое предназначение, и все закончится. Искореженное тело подняли, вытащили из привязи – тоже изрешеченной пулями, но подлежащей ремонту – и швырнули за борт.

– Вижу, вижу, ты нас не одобряешь, – проговорил Рикассо. – С другой стороны, без нас ты не можешь, так? У нас препарат. – Он улыбнулся и кивнул, словно при нем Кильон перешел на новый моральный уровень, оставив наивность позади. – Добро пожаловать в политику, доктор. Союзников выбирать не приходится. В лучшем случае мы презираем их меньше, чем врагов.

Рикассо и Кильон вернулись на «Репейницу». Корабль Куртаны протестировали, подготовили к возвращению в авангард Роя, обеспечили всем необходимым для последнего этапа пути к Клинку. Через день после казни ройщики поймали сигнал Девятой Радиальной и впервые после перелета Напасти получили новости.

Еще через день они увидели текстовую расшифровку.

– Сообщение от Тальвара, сэр. – Авиатор вручил Кильону тонкий листок с расшифровкой.

– Вы уже установили связь?

– Да, сэр. Пока через семафорную линию, хотя мы уже достаточно близко и, если сохранится хорошая видимость, наладим стабильную связь через гелиограф. Хорошо бы, ведь вряд ли Девятая Радиальная долго продержится. Черепа отбивают одну станцию за другой.

Кильон прочел расшифровку. Если «Потрошитель» черепов перехватил отчет общего характера, то сейчас поступил ответ на сообщение, которое ройщики отправляли через едва живую семафорную сеть. Они извещали город, очень стараясь не упоминать имени Тальвара, что откликаются на призыв помочь и везут антизональные, правда в концентрированном виде, которых хватит миллионам жителей. Ройщики просили рекомендаций по выгрузке препарата и гарантий, что он попадет по адресу. Сообщили также, что непосредственно медицинские вопросы следует направлять доктору с «Репейницы», но имени Кильона не назвали. Ответ поступил через шесть часов, значит семафорная сеть и на Клинке, и вне его полностью не наладилась. На этот раз казалось, что ответ готовил сам Тальвар. Прочитав расшифровку, Кильон не сомневался, что это тот самый Тальвар, который помог ему сбежать.

– Место, где он предлагает нам выгружаться, недалеко от его обиталища в Парограде. Так что многовато совпадений, Мясник. – Мерока была согласна с ним.

– Думаешь?

– Угу. Похоже, наш хриплый друг рулит ситуацией из той самой купальни. – Мерока равнодушно пожала плечами. – Впрочем, меня это особо не колышет – лишь бы он справлялся.

– Только, по-твоему, лучше, чтобы рулил Фрей? – Кильон кивнул. – По-моему, тоже. Мы не можем выяснять, что с ним случилось. Если попытаемся, любой принимающий наш сигнал поймет, что мы знакомы с Фреем. Тогда те, кто меня ищет…

– Ясно, Мясник, дальше не надо.

– Еще отсюда следует, что нельзя намекать Тальвару на наше с ним знакомство. По крайней мере, пока не встретимся с ним лично, без свидетелей. О Нимче тоже нельзя говорить, пока не убедимся, что девочке не грозит опасность.