Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам

– Извини, – сказал Крозье и обнял ее за плечи.

Четверо Сыновей Коростеля отделились от толпы и пошли за Американской Лисицей, раскачивая синими членами. В руках у них снова были цветы – видно, успели набрать где-то по дороге. Они запели.

– Нет! – резко крикнула Тоби, словно отдавая команду собакам. – Стойте здесь! С Джимми-Снежнычеловеком!

Как им объяснить, что они не могут наваливаться кучей на любую молодую женщину не из их племени, которая кажется им готовой к спариванию, – что икебаны, серенады и размахивание членами тут не помогут? Но мужчины уже исчезли за углом дома.

Двое Детей Коростеля, которые несли Джимми, опустили его на землю. Он обмяк, привалившись к их коленям.

– Где будет Джимми-Снежнычеловек? – спросили они. – Где мы можем помурлыкать над ним?

– Ему нужна отдельная комната, – сказала Тоби. – Мы найдем ему кровать, а потом я принесу лекарство.

– Мы пойдем с тобой. Мы будем мурлыкать.

Дети Коростеля снова подобрали Джимми, сделав стульчик из рук. Остальные столпились кругом.

– Не все сразу, – сказала Тоби. – Ему нужно, чтобы было тихо.

– Он может занять комнату Кроза, – сказала Рен. – Правда, Кроз?

– Кто это? – спросил Крозье, разглядывая Джимми. Джимми свесил голову набок, пуская слюни себе в бороду, и самозабвенно чесался чудовищно грязной пятерней сквозь розовую ткань накидки. От него отчетливо разило. – Где вы его откопали? Почему он в розовом? Какая-то балерина, бля.

– Это Джимми. Помнишь, я тебе рассказывала? Мой когдатошний бойфренд?

– Который попортил тебе жизнь? Еще в школе? Этот педофил?

– Не надо так, – заступилась Рен. – Я же не была ребенком. У него жар.

– Не уходи, не уходи! Вернись на дерево! – пробормотал Джимми.

– И ты еще за него заступаешься? После того как он тебя бросил?

– Да, это правда, но теперь он вроде как герой. Он помог спасти Аманду, ты знаешь, и чуть не погиб.

– Аманда! Я ее не вижу. Где она?

– Вон там, – Рен показала на кучку Дочерей Коростеля, окруживших Аманду – они гладили ее и тихо мурлыкали. Они расступились, чтобы пропустить Рен.

– Это Аманда? – уточнил Крозье. – Черт! Она похожа на…

– Не надо так говорить, – Рен обняла Аманду. – Завтра она будет выглядеть гораздо лучше. Через неделю уж точно.

Аманда заплакала.

– Ее нет, – пробормотал Джимми. – Она улетела. Свиноиды.

– Бр-р-р. Жуть какая, – сказал Крозье.

– Кроз, кругом вообще сплошная жуть.

– А, ну ладно, извини. Моя вахта почти кончилась. Давай мы с тобой…

– Я думаю, что должна помочь Тоби, – сказала Рен. – Во всяком случае, сейчас.

– Похоже, мне придется спать на земле, раз этот дебил занял мою кровать.

– Кроз, ну когда ты уже повзрослеешь?

«Только этого нам не хватало, – подумала Тоби. – Размолвки юных влюбленных».

Джимми внесли в отсек Кроза и положили на кровать. Тоби принесла с кухни фонарики и попросила Рен и двух Дочерей Коростеля их держать. Потом отыскала свою аптечку на полке, куда положила ее перед уходом на поиски Аманды.

Она сделала для Джимми все, что могла: обмыла его губкой, чтобы убрать основную грязь; помазала медом неглубокие порезы; дала выпить грибного эликсира, чтобы помочь организму бороться с инфекцией. Потом Ива и Мак – от боли и для сна, восстанавливающего силы. И маленькие серые опарыши на рану в ноге – чтобы сглодали гниющую плоть. Судя по запаху раны, для опарышей было самое время.

– Что это такое? – спросила одна из Дочерей Коростеля, та, что повыше. – Зачем ты кладешь этих маленьких животных на Джимми-Снежнычеловека? Они его едят?

– Щекотно, – произнес Джимми. Глаза у него полузакрылись – Мак действовал.

– Их послала Орикс, – ответила Тоби. Похоже, это был удачный ответ, потому что женщины заулыбались. – Они называются опарыши. Они едят его боль.

– А какая на вкус боль, о Тоби?

– А нам тоже надо есть боль?

– Если мы съедим боль, это поможет Джимми-Снежнычеловеку?

– Боль очень плохо пахнет. А вкус у нее хороший?

Надо избегать метафор.

– Боль хороша на вкус только для опарышей. Нет, вам не надо есть боль.

– Он поправится? – спросила Рен. – У него не гангрена?

– Надеюсь, что нет, – сказала Тоби. Дочери Коростеля положили ладони на Джимми и принялись мурлыкать.

– Падает, – пробормотал Джимми. – Бабочка. Ее больше нет.

Рен склонилась над ним, отвела волосы со лба.

– Спи, Джимми. Мы тебя любим.

Тоби снится, что она лежит в узкой детской кровати, у себя дома. На подушке рядом с ней плюшевые звери – лев и косматый медведь, у которого в животе играет песенка. На письменном столе – древняя свинья-копилка, планшет, на котором Тоби делает уроки, фломастеры и мобильник в чехле с рисунком из ромашек. Из кухни доносится голос матери – она что-то говорит отцу, и голос отца, который ей отвечает. И запах жарящейся яичницы.

Во сне внутри сна Тоби снятся животные. Свинья, но с шестью ногами. Другое животное похоже на кошку, но глаза у него фасеточные, как у мухи. И медведь, но с копытами. Животные не дружелюбны, но и не враждебны. В городе снаружи начинается пожар, Тоби чувствует запах гари. Воздух наполняется страхом. «Где он, где он…» – произносит голос, словно колокол звонит. Животные по очереди подходят к ней и лижут ее теплыми, шершавыми языками.

На грани дремы и яви Тоби цепляется за уходящий сон: горящий город и вестники, посланные ее предупредить. О том, что мир полностью переменился; о том, что все привычное давно умерло; и все, что она когда-то любила, унесено потоком.

Как говаривал Адам Первый: «Рок Содома стремительно приближается. Не поддавайтесь жалости. Избегайте судьбы соляного столпа. Не оглядывайтесь».

Она просыпается и обнаруживает, что ее ногу лижет париковца, рыжая. Длинные человеческие волосы заплетены в косички, и на каждой бантик – видно, среди Беззумных Аддамов нашлась сентиментальная душа. Овца как-то выбралась из загона, где их держат.

– Пошла вон. – Тоби незло отпихивает овцу ногой. Та дарит ей взгляд, полный безмозглого упрека, – париковцы не слишком умны – и, цокая копытами, выходит в дверной проем. «Нам вообще-то не помешали бы двери», – думает Тоби.

Утренний свет просачивается через кусок тряпки, которым завешено окно в тщетной попытке уберечься от комаров. Вот если бы найти где-нибудь сетку! Но сперва придется установить оконные рамы – саманный дом вообще не приспособлен для жизни, это парковое здание, которое раньше использовалось для праздников под открытым небом и ярмарок. А сейчас они живут в нем, потому что тут безопасно. Дом находится вдали от городской разрухи – пустынных улиц, случайных пожаров от закоротившей проводки и потопов от зарытых под землю рек, которые уже переполняют свои русла, потому что все насосы отказали. На саманный дом не свалится рухнувшее высотное здание, а поскольку сам дом всего в один этаж высотой, он не обрушится внутрь себя.