Майкл Гаррисон - Пустота

– А ты попробуй, – сказала она.

Он избегал ее взгляда – смотрел в окно, на улицу перед ателье, куда угодно. Его собственные гормоны активировались в полузабытом отклике.

Он пытался подавить чувство беспомощности.

– Я видел тебя на улице, – сказал портной, – ты тут часто бываешь. Эти твои штучки – не просто франшизная работенка.

Она улыбнулась и спросила, как его зовут, он назвался Джорджем. Она попросила портняжку не прибедняться. Именно такой эксперт ей и был нужен. Она сказала, что подозревает у себя проблему с ионными каналами.

– Ты бы лучше в «Prêter Cur» пошла, – посоветовал ей портняжка. – Мы же тут просто дешевые заплатки ставим.

Она поймала его взгляд. Портняжка механически развернулся, взял шестирежимную лупу, похожую на детский игрушечный бинокль древних времен, ассистентка улеглась на операционный стол и заставила его ввести зонды.

– Я мало что в этом смыслю, – сказал он спустя пару минут. – Встретив тебя на улице, я бы испугался и разнервничался.

– Но, Джордж, ты и внутри испугался и разнервничался.

– Лежи спокойно, – попросил он. И спустя минуту: – Господи-и! Они всю обмотку через миндалевидное тело пропустили. Тебе случается действовать помимо собственной воли? Часто плачешь? Используешь метафоры? Кто с тобой такое сделал?

Он покопался в ее ионных каналах.

– Забудь, о чем я тебя спрашивал, – протянул он. Сказал, что можно вставать, но еще некоторое время – недолго – будут чувствоваться симптомы гипогликемии. – У тебя проблемы с Kv12.2. Перестраивая нейронные гейты под усовершенствованное пространственное восприятие, они Kv12.2 на волоске подвесили, так сказать. То и дело калиевый канал норовит его оборвать. В таких ситуациях нервные клетки гипервозбуждаются.

Ассистентка уставилась на него.

– А прикольно, когда ты так говоришь, – заметила она.

– Они внедрили управляющую петлю, но мне не по силам ее отвязать. Ты слышишь какие-нибудь голоса? Испытываешь глоссолалию? Странные видения?

– Все, что я вижу, само по себе странное.

– Kv12.2 – очень старый ген, – сказал портняжка.

Он отошел к дальней стене лавки и стал мыть руки под краном.

– Он даже у рыб есть. Ты меня убьешь?

– Не сегодня, дорогой.

Она покинула ателье, но почти сразу вернулась.

– Ты глянь, – сказала она, словно только заметив это обстоятельство, – а «Кошачье танго» совсем рядом, через улицу!

В ателье опять ворвался ее резкий звериный запах. Снаружи выглянуло солнце, приласкало теплом фасадные стены развалюх, выхватило неподсвеченную вывеску бара напротив: белая кошка и черный кот танцуют на задних лапах. Две Моны в очень узких юбчонках и нейлоновых маечках шептались на перекрестке Стрэйнт и Дос-Сантос; в ателье же между матовых черных стен носилась пыль. Еще пахло прогорклым жиром из протеомных баков, мигавших рядами светодиодных индикаторов под ободранными постерами давних боев с изображениями погибших бойцов. Портняжка напрягся и отвел от ассистентки беспокойный взгляд, насколько сумел. Его тревога внезапно сорвалась в депрессию.

– На тебе прям некуда штампы «Prêter Cur» ставить, – заключил он, – но работа не подписана. Они с участницей боев так бы не обошлись. У тебя и военный покрой проглядывает.

– Ну как, Джордж, не хочешь со мной выпить при случае?

– Ой нет, спасибо.

– Да нет же, хочешь, – протянула ассистентка.

Позднее, озадаченная своими мотивами не меньше, чем чужими, она оставила его в баре слушать сентиментальное соло Эдит Бонавентуры на аккордеоне – «Ya skaju tebe», хитовую песню 2450-го, и отправилась по Стрэйнт-стрит, минуя акр за акром заброшенных заводских кварталов, на Окраину, где тихо припарковала свой «кадиллак» 1952 года в ряду остальных автомобилей, на потрескавшейся дугообразной цементной площадке среди сорняков, в виду Зоны Явления.

После обеда снова наползли облака, над Саудади заморосил предвечерний дождик. В пятидесяти ярдах от парковки из мглы выступали горы мусора и покосившаяся ограда с колючей проволокой поверху. Дальше ландшафт без устали, словно недовольный сам собою, менялся; могло показаться, что смотришь на него через стекло, по которому струится вода. А еще дальше под напором беззвучной конвульсивной силы взлетали в воздух знакомые предметы. Силе дали много имен, но природа ее, как и сами объекты, оставалась непостижима, причем предметы, отмасштабированные без видимой закономерности – исполинская фаянсовая посуда, огромные обувь, орнаментированные подставки и ювелирные изделия, синие птицы и радуги, крохотные мосты, кораблики, общественные здания, – были настолько оторваны от привычного контекста, что казались не столько объектами, сколько их изображениями, наложенными коллажем на картинку ненастья над индустриальными развалинами. Они возносились, парили, переворачивались, словно их швыряло в воздух огромное капризное незримое дитя. Ассистентка глядела туда и только головой качала. Приезжали и отбывали машины; что-то большое, разорвав пелену облаков, на краткое время замерло рядом с ассистенткой. (Воздух напрягся, принес тепло, чувство постороннего вмешательства, запахи метаматериалов и умных наносмол. Затем оно исчезло.)

Наконец она завела двигатель и на скорости неспешно идущего человека поехала вдоль цементной площадки.

Изо дня в день одно и то же: рикши и седаны со всего города съезжаются поучаствовать в погоне за душой Саудади. К трем часам пополудни на Окраине яблоку негде бывает упасть. Над каждым авто кружатся-порхают размытым карнавалом рекламные объявления. На задних сиденьях за опущенными поляризованными стеклами неизменно кто-нибудь смеется и ворчит, пока партнер, задрав платье в цветочек выше талии, увлекает ее в уголок, пахнущий дорогой кожей. Больше никто не боялся Зоны. Люди приезжали в открытую, просто насладиться сексом в ореоле непостижимого. Квантовый секс – так называли его новостники, утверждая, что от него даже польза получается. Некоторые сорвиголовы отваживались выйти из машин и углубиться за проволоку, гуляя по пустым улицам между грудами мусора и подбирая с земли предметы, казавшиеся им сувенирами.

В строгом смысле слова преступниками их считать было нельзя.

Ну и что с ними делать?

Позднее в тот же день в дверь ее комнаты постучали: Р. И. Гейнс.

Когда она отперла, Гейнс смеялся и вытирал руками голову. Плечи его плаща – на сей раз вроде бы настоящего – промокли.

– Хай! – сказал он. – Ненавижу дождь и готов побиться об заклад, что вы тоже.

За его спиной в порту развернулась бурная активность. Свет и тени чужацких, яростно противоречивых теорий всего сочились по ВПП: одновременно заходили на глиссаду три корабля, в том числе общесистемный лайнер компании «Новый Свет» «Пантопонная Роза» [26] Пантопон – медицинский препарат на основе неочищенного опия, применяемый при непереносимости чистого морфина. Здесь отсылка к фразе из «Голого завтрака» У. С. Берроуза: «Сладких снов тебе, Пантопонная Роза». , вернувшийся из четырехнедельного тура по Будёз, О’Дауд [27] Кристофер О’Дауд (1979) – ирландский киноактер. Здесь, вероятно, отсылка к британскому фильму с его участием «Часто задаваемые вопросы о путешествиях во времени» (Frequently Asked Questions About Time Travel, 2009), где главный герой Рэй с друзьями пытается укрыться от преследователей-двойников из другого времени в чулане под лестницей. и Федучче XV. Гейнс, казалось, тоже недавно откуда-то прилетел. Кожа его еще малость подзагорела. Вокруг шеи на манер шарфика лоскут ярко-красной хлопковой ткани, в руке небрежно сложенный букет пыльных на вид цветов того же оттенка. На полу у ног Гейнса покоился маленький дешевый чемоданчик, словно он его только что туда поставил. Ассистентка, которая к дождю была вполне равнодушна, стояла в дверях и смотрела на Гейнса.