Терри Пратчетт - Финт

Казалось, погода готовилась к великой грозе – сродни той ночи, когда Финт впервые повстречал Симплисити. Кучер сидел спереди, под открытым небом, во власти всех стихий, – может, потому и ворчал, – и уж конечно, находить дорогу под сплошным ливнем могла только лошадь. В мире, по всей видимости, не осталось ничего, кроме дождя, и теперь, вопреки всем законам природы, какая-то его часть явно падала вверх, потому что нигде больше места уже не нашлось бы.

В этот самый миг Финт услышал – совсем слабо, еле-еле – тот самый звук, который подсознательно выискивал в городском шуме не первый день: скрежещущий визг терзаемого металла. Раздавался он где-то впереди. Финт кинулся к сдвижному окошечку, позволяющему седокам говорить с кучером, если тот, конечно, соизволит прислушаться, и заорал, не обращая внимания на хлещущие в лицо струи воды:

– Если догонишь карету впереди нас – ту, что со скрипучим колесом, – дам тебе крону!

Ответа не последовало – да кто бы его и расслышал на многолюдных улицах, среди водяных испарений и дождевых брызг? – и однако ж скорость кеба внезапно поменялась, а озадаченный Соломон воззвал:

– Ой-вэй, откуда у нас возьмется лишняя крона?

Финт не слушал; смышленый парень всегда найдет в кебе, за что ухватиться, чтобы, подтянувшись, вылезти на крышу, в данном случае к вящему негодованию кучера, который ругался как сам дьявол и орал, заглушая грозу: пусть-де его удавят собственным галстуком, если он допустит, чтоб какой-то паршивый сопляк лазал туда-сюда по его экипажу. Невзирая на шум дождя и громогласную брань, Финт свесился вниз и заявил:

– Ты небось слыхал про парня, который одолел Суини Тодда, Демона-Цирюльника? Так вот, дядя, это я, да, Финт. Ты хочешь поговорить об этом или мне рассердиться? – Финт сполз пониже, чтобы было на что опереться, пока он разговаривает с кучером, и заявил: – Владелец той кареты впереди нас разыскивается по обвинению в покушении на убийство, вооруженном нападении и нанесении тяжких телесных повреждений. А также, возможно, в похищении молодой дамы и смерти ребенка!

Капитан экипажа, мокрый насквозь, прорычал:

– Да черта с два, ты гонишь!

– Это ты черта с два гонишь, прибавь ходу, сэр! – рявкнул Финт. – И если я найду этого гада до того, как им займутся пилеры, тем хуже для него, и, кстати, ты, понятное дело, без награды не останешься.

Кучер, пытаясь кое-как править лошадью среди вспыхивающих молний, искоса зыркнул на Финта: во взгляде этом слились гнев, любопытство и смутное недоверие.

– Ах, стало быть, ты для него страшней пилеров, так? А у пилеров, между прочим, здоровенные дубинки, кому и знать, как не мне! – Он широко разинул рот, в котором торчал один-единственный одинокий зуб, и добавил: – Эти ублюдки чертовски убедительны, когда им надо, мы на своей шкуре испытали. – Кучер сплюнул, добавив к грозе влаги в количестве примерно трех дождевых капель, с жалостью оглядел Финта и заворчал, беззубо усмехнувшись: – А чем это ты хуже пилеров, малыш, расскажи-ка дяде!

– Я? Да тем, что у пилеров есть правила. А я миндальничать не привык. И если уж дело дошло до драки, меня-то ничто не остановит – в отличие от пилеров!

А вот экипаж, однако ж, вынужден был остановиться. Более того, встал намертво. Кучер выругался себе под нос.

– Затор на Пикадилли-серкус – черт-те что творится, господин, все из-за дождя. Правду сказать, я даже не вижу, за каким ублюдком мы гонимся, шеф; все так и прут, как на рождественский обед. В толк не возьму, почему на дорогах вечно такое безобразие; небось это все из-за упряжек четверней – их вообще в город пускать нельзя! А тут еще идиоты по дороге расхаживают, как у себя дома, у них че, вообще мозгов нет?

В самом деле, между неподвижными экипажами тут и там пробирались пешеходы, и Пикадилли-серкус украсился прихотливым узором из зонтиков, снующих через непрерывно растущее скопище насквозь промокших экипажей, ни один из которых не мог сдвинуться с места, пока не стронутся остальные. Кони понемногу впадали в панику, а к месту событий между тем подтягивались все новые экипажи, кебы и парочка подвод с пивоварни. И тут в сырой, мятущейся, безумной куче-мале из перепуганных лошадей и растерянных пешеходов кто-то где-то, верно, ткнул зонтиком в лошадиную ноздрю, вызвав к жизни то, что предыдущие эпохи назвали бы «вавилонским столпотворением» – а уж то название, что подобрал кучер, на бумагу перенести никак нельзя, потому что она тотчас же вспыхнет огнем.

Вот теперь точно ничего поделать было нельзя. Как объяснил кучер:

– Чтоб все наконец смогли разъехаться, надо бы оттащить в сторону парочку экипажей да разобрать весь этот чертов дурдом.

При этих словах вышло солнце и ярко засияло посреди ясного синего небушка, отчего положение дел только ухудшилось, потому что люди и лошади, которые до сих пор не вспотели, начали обильно потеть сейчас.

Даже Финт понимал, что добыча ушла из-под носа – и шансов вновь ее отыскать нету. Бесполезно и пытаться. Соломон, высунувшись из окна, помахивал в воздухе массивными карманными часами, недвусмысленно напоминая о времени. Финт внутренне застонал. Если уступить, может быть, ну может быть, повезет, и когда наконец-то этот бурлящий затор рассосется – хорошо бы до того, как где-нибудь опять завяжется драка, – он окажется в нужном месте и опять услышит жутковатый, визгливый колесный скрежет. Это если ему ничего не удастся узнать от Ушлого Боба. Но прямо сейчас Соломон, судя по его виду, того гляди завизжит почище того колеса.

Финт обернулся к кучеру и пожал плечами.

– Сколько с нас, мистер?

К вящему изумлению Финта, кучер хитро ухмыльнулся, взмахнул руками в воздухе, давая понять, что движение гужевого транспорта в этом квартале – не что иное, как мешок с овечьим дерьмом, и заявил:

– Так ты правда тот самый парень, который уделал Суини Тодда? Мне думается, ты врешь, ну да если на то пошло, так я вообще никому не верю. Хо-хм, ладно, подпишись мне вот туточки, указав заодно, что это сделал ты, и будем считать, что в расчете, идет? Сдается мне, в один прекрасный день такая подпись будет денег стоить.

Что ж, подумал Финт, опять тот самый туман, о котором говорил Чарли; если вся правда как есть тебе не по душе, ты просто пересказываешь ее на иной лад. Кучер терпеливо ждал с карандашом и блокнотом. Взяв в руки и то и другое и аж вспотев от напряжения, Финт очень аккуратно вывел, по букве за раз: «Ето я побидил Свини Тода. Финт, и ето правда».

Едва блокнот вернулся к законному владельцу, Соломон, не церемонясь, стащил Финта на тротуар. Старик лихорадочно пытался открыть зонтик – черную ненадежную штуковину, что напоминала Финту давно сдохшую здоровенную хищную птицу – не увернешься, так того гляди глаз выколет. Финт указал, что прямо сейчас в зонтике нужды нет – разве что для защиты от лошадей повсюду вокруг, которые делали ровно то, что лошади делают регулярно, – и даже чуть больше, учитывая всеобщую панику.