Терри Пратчетт - Финт

Но прямо сейчас по улицам и переулкам ковыляла не в пример более бойкая старушка с тачкой на буксире – а на улицах такое средство перевозки – показатель высокого статуса! – и все суетилась над нею, как это за почтенными дамами водится. Если человек-с-луны и вправду глазел сверху вниз на Лондон, то, конечно же, заметил, как старушка зигзагами добралась до набережной, а там готова была выложить пенни, чтоб баркас переправил ее вместе с тачкой через Темзу. Впрочем, в тот раз, как непременно отследил бы зоркий наблюдатель, она заплатила не больше фартинга – официально перевозка стоила больше, но шкипер в жизни не видывал такой разнесчастной дряхлой старушки, да в таком душевном смятении. У него у самого была старушка-мама, так что сегодня он решил проявить великодушие и даже согласился подождать немного, чтобы забрать пассажирку обратно: когда же она вернулась, внезапно обнаружилось, что к тележке ремнями прикручен одетый в саван труп. По правде сказать, это создавало определенные трудности, но тут один из его напарников как раз причалил к пристани и принялся разгружаться, и, туманно махнув рукой в сторону разбитой горем старушки, шкипер сподвиг приятеля помочь ему с трупом. По счастью, тело еще не утратило гибкости.

Финт – потому что это, конечно же, был он, а никакая не старушка – весьма тому порадовался. И почувствовал легкий укол совести: ведь, в конце концов, коронер Фор-Фартингза лично, вместе с дежурным офицером, вышел помочь почтенной пожилой даме с тачкой и торжественно заверил ее, что с бренными останками ее племянницы обходились в высшей степени уважительно. Вот прям на сердце потеплело, чес-слово.

А теперь еще предстоял обратный путь, на сей раз против течения, и шкипер отлично понимал, что на этой перевозке он, мягко говоря, не разбогатеет, так что грубовато бросил:

– Ладно, голубушка, раз уж взялся за гуж, не говори, что не дюж; по фартингу с каждого, и будем считать, что в расчете.

Переправа много времени не заняла, хотя ветер дул порывистый; когда же шкипер помог суетливой старушке спустить тачку на мостовую, он глазам своим не поверил: бабуля вручила ему целых три блестящих шестипенсовика, причитая, что во всем Лондоне джентльменов не осталось, окромя него. Воспоминание об этом случае еще долго грело ему душу.

Вновь устремив взгляд на правый берег Темзы, наблюдатель увидел бы, как почтенная старушка тянет тачку по темному туманному переулку, словно бы не разбирая дороги, и тут на мостовую легла тень, резко запахло джином и вдрызг пьяный, по уши грязный и очень неприятный с виду хмырь осведомился:

– А для меня чего-нить в мешке найдется, бабуля?

Эту неожиданную сцену наблюдал сквозь сумрак чистильщик сапог: он завтракал, устроившись на краешке тротуара. Он как раз прикидывал про себя, не вмешаться ли, как вдруг случилось нечто очень странное: престарелая дама закружилась в вихре и словно бы исчезла, глядь – а хмырь уже лежит на земле, а она весело пинает его в пах, приговаривая:

– Если я твою рожу тут еще хоть раз увижу, сынок, я ж твои потроха на рашпер намотаю, так и знай!

А затем, кое-как оправив платье, почтенная старая дама вновь преобразилась… ну, в почтенную старую даму в глазах чистильщика сапог, который таращился на нее, позабыв про недоеденную картофелину в руке. Милейшая старушка жизнерадостно помахала ему рукой и осведомилась:

– Юноша, кто тут у нас нынче картошечкой торгует?

В результате Финт продолжил путь с котомкой, битком набитой картофелинами в мундире; он раздавал картофелины всем встречным старухам, что с несчастным видом сидели на краю тротуара; это вроде как покаяние такое, решил он про себя. А Господь, который наверняка благосклонно взирал на это доброе дело, устроил так, что уже на следующей улице Финту повстречалась цветочница с лавандой, то есть Финту не пришлось специально ее разыскивать; впрочем, и это дело несложное, поскольку в лондонском зловонии всякий рад прикупить букетик-другой. В тот раз счастливица продала весь свой запас почтенной старушке, осыпала ее благодарностями и отправилась в паб, а старушка, благоухая не в пример прежнему, покатила тачку дальше.

Ворочать мертвое тело непросто в любом случае, но Финт взял на заметку один переулочек с люком в некоем особенно темном углу Севен-Дайалз, для его целей в самый раз. А, понятное дело, едва спустившись под землю, Финт оказался в своей стихии. Теперь он мог преспокойно заняться своим делом, неведомо для тех, кто расхаживал у него над головой, а вероятность повстречать другого тошера была ничтожно мала. В любом случае он же король тошеров – и, значит, волен делать все, что заблагорассудится. В туннелях, если знать, где искать, есть места размером с просторную комнату – их тошеры нарекли чудесными именами вроде «Ввысь и Обратно».

Прошлепав в один из туннелей, Финт приступил к самой неприятной части всего предприятия. У этого участка до сих пор названия не было, зато теперь появилось: «Покойся с Миром». В темных закоулках Лондона неутомимо рыскала Смерть; без похоронной процессии не проходило и дня, а это, в свою очередь, порождало своего рода практичность: люди живут, люди умирают, другим людям приходится что-то с этим делать. На этом месте Финт, который очень хотел жить, сбросил с себя личину – под лохмотьями обнаружилась его обычная одежда – и вытащил пару огромных, хорошо промасленных кожаных перчаток, как и советовала миссис Холланд, – и он благодарил судьбу за этот совет и еще за то, что так потратился на лаванду, потому что, с какой стороны ни посмотри, муторный, тяжелый, приторный запах смерти невозможно выносить долго.

В нескольких футах над его головой грохотало уличное движение, а Финт тянул, и дергал, и мял, и давил на рычаг, пока не добился, чтобы со стороны все выглядело как надо. Все шло хорошо, но тут, когда он уже размещал останки юной девушки в отведенном ей уголке, она качнула головой и вздохнула. «Если произойдет что-то в этом духе, – подумал про себя Финт, – так пожалуй, хорошо, что мы внутри канализации». На самом деле это пустяки, дело житейское; миссис Холланд рассказывала, что мертвецам порою случается и пошуметь малость. Газы и все такое; можно даже сказать, что трупы вроде как разговаривают спустя немалое время после смерти. Финт развязал заботливо припасенный мешочек с камфорой и кайенским перцем – чтобы отогнать крыс по крайней мере на достаточное время.

Отступив на шаг, дабы рассмотреть хорошенько творение рук своих, Финт порадовался от души, что ему не придется делать это снова. Ну вот и все; осталось лишь запаковать перчатки. А еще Финт предусмотрительно выбрался из туннелей на некотором расстоянии от места преступления – если такое название тут уместно, добавил он про себя. Отыскав колонку, он помыл руки в лондонской воде – которая, как он знал, доверия не вызывает, если ее прежде не вскипятить, но доброе старое щелочное мыло – спутник надежный, пусть и едкий. После того Финт неспешно зашагал обратно в Севен-Дайалз, как будто всего-то навсего вышел прогуляться под солнышком, которое, кстати, сегодня светило как-то странно, словно в вышних сферах творилось неладное.