Пирс Браун - Алое восстание

– Вы уверены, что знаете боль, и думаете, что Сообщество – это неотвратимая сила истории, ее конец, но слишком многие думали так же в прежние времена. Правящие круги полагали себя венцом творения – а потому жирели и слабели. Забыв о тяготах сражений, мозолях и ранах, они проводили жизнь в роскошных клубах для избранных, подобных тем, которые вы, молодежь, так любите посещать. Всевозможные развлечения, шелка и бриллианты, живые единороги на день рождения – вот что занимает ваши незрелые умы… Слишком много золотых никогда не жертвовали собой и не заслужили права носить шрам нобиля.

Губернатор показывает на свое лицо. У Октавии Луны такой же шрам.

– Мы правим Солнечной системой не по праву одного лишь рождения, а потому что захотели и добились этого силой… Мы, а не вы!

Будь он поближе, я подарил бы ему еще один шрам, но ребятишки вокруг впитывают его слова как губка.

– Даже те, кто трудится в недрах планеты, крепче вас. Мозоли, шрамы и ненависть привычны для них с самого рождения, они тверды как сталь. К счастью, они не блещут умом. Та Персефона, о которой вы наверняка уже слышали, – всего лишь жалкая девчонка, которая была уверена, что виселица – достойная плата за то, чтобы спеть песню.

Я до крови прикусил щеку, чтобы не выдать себя словом или жестом. Ярость пышет внутри – как смеет этот ублюдок упоминать в своей речи мою жену?

– Девушка даже не знала, что видеозапись попадет в трансляцию, но готовность вытерпеть мучения придала ей силы. Мученики похожи на пчел, которые расплачиваются жизнью за возможность ужалить… Но скажите – кто из вас мог бы вот так отдать жизнь всего лишь за мелкий ущерб, нанесенный врагу? Я уверен, никто!

Глотаю кровь, поглаживая на пальце перстень Танцора, и гнев постепенно утихает. Я не мученик и не мститель, моя цель – исполнение мечты Эо. И все же спокойно выслушивать самодовольные разглагольствования убийцы в чем-то сродни предательству.

– Надеюсь, настанет день, когда вы получите свои шрамы от моего меча, – завершает свою речь Августус, – но сначала их придется заслужить!

– Сын Лайнуса и Лексы Андромедус из братства Аполлона, – скучно бубнит золотой администратор. – Желаешь ли ты сделать особую отметку, что отдаешь предпочтение данному братству?

В первую очередь аурей хранит верность своему цвету, затем семье, планете и братству. В братствах, как и везде, делами заправляют представители нескольких влиятельных родов, на Марсе это семьи Августус и Беллона.

– Нет, – отвечаю я.

Он возится с планшетом, вводит данные.

– Так, хорошо… Как ты оцениваешь свои результаты по речевой идиоматике? Я имею в виду экстраполяционный тест.

– Думаю, мои оценки говорят сами за себя.

– Ты невнимателен, Дэрроу, ставлю тебе минус. Я спрашивал, как ты сам оцениваешь результаты?

– Думаю, я просто-напросто обосрался, сэр.

– Что ж, отлично, – улыбается он, – так и есть, так и есть. Братство Минервы вполне устроила бы твоя сообразительность, Плутона – изворотливость, Аполлона – гордость… Так, хм… Ну хорошо, тогда вот тебе задание, выполни его как можно лучше. Как только закончишь, с тобой побеседуют.

Он дает мне игру с погружением, в которой нужно добыть драгоценный кубок, спрятанный на вершине горы, преодолев множество препятствий. Само по себе это не слишком сложно, и я стараюсь выбрать оптимальный путь, но, когда проказливый гном крадет один из найденных ключей, едва сдерживаю гнев. И так на каждом шагу: то и дело происходят мелкие неприятные случайности, которые невозможно предвидеть, и никакая экстраполяция не помогает. В конце концов я забираю кубок, уничтожаю зловредного колдуна и жестоко порабощаю всю расу гномов с помощью его магического посоха. Гномов мог бы и пощадить, но слишком уж они меня взбесили.

Затем по очереди беседую с кураторами. Все они нобили со шрамами, надзирают за курсантами своих братств и отвечают за них перед лордом-губернатором. Внешность у кураторов приметная: великан с львиной гривой и молнией Юпитера на воротнике, статная женщина с ласковым сияющим взглядом, хитрый непоседа со знаком в виде крылатых сандалий и лицом младенца. Последнего особенно заинтересовали мои руки, и он затеял игру: подставлял ладони и, когда я клал сверху свои, пытался шлепнуть по ним – однако ни разу не успел, чему явно очень обрадовался.

Следом приходит надменный красавец Аполлон с завитыми локонами и знаком в виде лука со стрелами. Этот первым делом спрашивает, насколько привлекательным я себя считаю, и явно огорчен моим скромным ответом. Мне все же удается немного исправить впечатление о себе, когда он интересуется, кем я хочу стать.

– Императором флота, – отвечаю.

Аполлон вздыхает, а затем говорит, мягко растягивая слова:

– С флотом можно делать большие дела, это высокое призвание. Боюсь, слишком высокое для такой семьи, как у тебя. Если только ты не найдешь себе патрона более благородного происхождения – тогда да. Впрочем, это маловероятно. Что ж, удачи!

Битый час маюсь без дела, потом заходит мрачный длиннолицый тип с поджатыми губами, но шрам на щеке по всем правилам, а на боку висят ножны для боевого хлыста. Перекатывая во рту жевательную резинку, представляется Фичнером. Из-под черного с золотом мундира выпирает брюшко. Воротник украшает золотой двуглавый волк, на рукаве – странный знак в виде ладони.

– Оставляют для меня одних паршивых псов, – брюзжит мрачный тип, – дикарей и головорезов. – Морщась, принюхивается. – От тебя так и несет неприятностями, парень.

Я молчу. Привалившись к дверному косяку, он бросает неприязненный взгляд на дверь, словно и она в чем-то провинилась, потом снова, крутя носом, изучает мое лицо.

– С нашим братством Марса всегда одна и та же проблема: выгораем быстро. Сначала ребятишки рулят всем училищем, а потом порох кончается… – Фичнер щелкает пальцами, – и пшик! – Шумно вздохнув, он плюхается на стул. Долго смотрит на меня, потом лениво встает, приближается и неожиданно бьет в челюсть. – Попробуешь распустить руки, эльфик, мигом свалишь домой под мамочкину юбку.

Я пинаю его под коленку.

Фичнер хрипло хохочет и хромает прочь – вылитый дядька Нэрол после пары кружек.

Домой меня, ясное дело, не отправляют, а ведут в числе ста других в огромный зал с воздушными креслами и диковинной квадратной решеткой десять на десять ячеек во всю стену до потолка. В каждую помещается один человек, мне достается место в среднем ряду метрах в десяти над полом. Из верхней ячейки свисают ноги какой-то девицы. В воздухе передо мной загораются цифры и буквенные обозначения. Насколько можно разобраться в этих бюрократических наворотах, лучшие результаты у меня – по части интуиции, лояльности и, что интересно, воинственности.