Брайан Герберт - Ветры Дюны

– Ты выглядишь больным, парень. Пожалуй, стоит тебя изолировать от остальных.

Он потащил упирающуюся черно-коричневую собаку за ошейник в отдельный вольер. Если к утру псу не станет лучше, придется отправиться в Кала-Сити за ветеринаром.

На следующее утро собака выглядела гораздо хуже, глаза у нее стали алыми от внутренних кровоизлияний. Джиеди лаял и хрипел, потом завыл, как от сильной боли. Когда Гурни подошел к его вольеру, несчастный пес с ворчанием, щелкая зубами, бросился на перегородку.

Еще у трех собак: Джакара, Анбуса и кремового Хавири – покраснели глаза, псы жались в вольерах, не выходя из них. Гурни в глубине души почувствовал страх и немедленно вызвал в поместье ветеринара.

Тот бросил на собак всего один взгляд и покачал головой.

– Вирус огня в крови. Симптомы несомненные, и ты знаешь, милорд, что эта болезнь неизлечима. Как ты ни любишь своих собак, им станет только хуже. Они будут мучиться, начнут нападать друг на друга и даже на тебя. Тебе нужно устранить заболевших, пока не заразились две оставшиеся. Если хочешь, я возьму это на себя.

– Нет! Ты должен что-то сделать.

Ветеринар посмотрел на него из-под тяжелых век.

– Огонь в крови – редкая болезнь животных на Каладане, но, если животное заразилось, исход всегда смертельный. Отдели двух здоровых собак немедленно, или потеряешь и их. Но остальные… – Ветеринар покачал головой. – Прекрати их страдания. Бешеных собак убивают. Все это знают.

Гурни практически втолкнул ветеринара в его машину, потом вернулся на псарню. Здоровые псы Галация и Сил смотрели на своих больных товарищей из двух отдельных вольеров и скорбно подвывали.

Гурни попросил одного их своих оруженосцев помочь отсадить трех больных и вялых собак в пустые клетки. Хавири вырвался и попытался укусить его, но Гурни благодаря воинским навыкам и чутью вовремя увернулся. Холодея, он понял, что, если заразится, ему будет уготовано долгое мучительное лечение – и никаких шансов на успех.

Пес по кличке Джиеди, больной, но не вялый, с лаем бросился на изгородь, и царапал ее, пока морда не покрылась кровью, а когти не начали ломаться. Из глаз собаки лилась слизь, и Гурни заплакал. Пес не узнавал его, он больше не знал ничего, кроме боли и вызванной вирусом ярости.

Гурни случалось переживать страшные трагедии: с самой юности его пытали и заставляли работать на Харконнена в загонах для рабов; его сестру изнасиловали и убили; в дни службы дому Атрейдесов он пытался остановить ужасную бойню на свадьбе герцога Лето; позже он сражался на полях Груммана, Дюны и на других бесчисленных планетах, участвуя в джихаде Пауля. Боль и горе закалили Гурни.

А это собака… всего лишь собака.

Стоя у вольера, Гурни ничего не видел сквозь пелену слез. Колени у него подгибались, сердце билось так, что грозило взорваться. Он чувствовал себя трусом, не способным совершить необходимое. Он своей рукой убил множество людей. Но тут перед ним любимые животные…

Двигаясь как древний механизм, он открыл шкаф с оружием и достал пистолет, стреляющий иглами.

Время от времени он стрелял в загнанную дичь, стараясь быстрее прекратить ее страдания. Но теперь пальцы не слушались его. Он прицелился, но пистолет дрожал, а собака рычала.

Ему все-таки удалось попасть иглой в грудь Джиеди. Собака в последний раз заскулила и упала, погрузившись в милосердное молчание.

Гурни прошел к другим конурам, в которых неуверенно жались больные собаки. Но не смог застрелить их. Они еще не достигли точки невозврата. Выронив пистолет на землю, Гурни ушел.

Только два пса не были заражены. Он приказал поместить их в карантин.

Но на следующий день покраснели глаза и у Сила, и Гурни вывел его из конуры, где он обитал с Галацией. Пять из шести! Он слишком боялся, слишком долго отворачивался от правды. Теперь он взял себя в руки.

Пришлось еще четыре раза пускать в ход пистолет. Легче не становилось. Гурни стоял дрожа, ошеломленный, подавленный.

Оставалась только Галация, самая нежная из всех, она больше прочих радовалась вниманию: сука, которая хотела, чтобы с ней обращались, как с принцессой.

Оставшись один на псарне, где пахло кровью, Гурни прошел в вольер и сел на пол рядом с Галацией. Собака лежала, опустив голову на лапы, уши ее повисли. Он гладил ее рыжеватую шерсть и чувствовал огромную печаль. Но одну он по крайней мере спас. Всего одну.

Если бы он не тянул, если бы посадил в карантин первого пса, как только заподозрил болезнь, если бы раньше вызвал ветеринара, если бы… если бы… если бы ему хватило храбрости потерять нескольких собак, он мог бы спасти остальных. Но он мешкал, не исполнял свой долг, и остальные гончие заплатили за это.

Как сильно он ни любил их, убить этих собак было единственным способом уменьшить потери, помешать им причинять новый ущерб, по возможности ослабить неизбежную боль. Как только вирус начал распространяться, все иные возможности отпали.

Гурни тяжело вздохнул. Он чувствовал слабость и опустошение. Галация заскулила. Он потрепал ее по голове. Она беспомощно посмотрела на него.

Глаза у нее покраснели.

Почему вред можно причинить мгновенно, а лечение требует дней, годов, даже столетий? Мы истощаем силы, пытаясь ликвидировать ущерб быстрее, чем возникает новая рана.

Поскольку прежний император решил сопровождать группу инспекторов в поездке на преобразованные территории, простая поездка в пустыню превратилась в такое сложное дело, словно предстояло большое сражение. Императорский воздушный корабль был загружен продовольствием и освежающими напитками, и у каждого высокопоставленного пассажира был по меньшей мере один слуга.

Священники-кизары, сопровождавшие Ирулан и Чани, не видели необходимости в присутствии бывшего императора; многие из них вообще не понимали, почему он до сих пор жив: любого побежденного предводителя фрименов давно бы казнили. Но Ирулан приказала им держать свои возражения при себе.

– Так надо.

На борту большого транспортного корабля Джессика постоянно была начеку в ожидании столкновений между федайкинами, священниками и домашней стражей Коррино. Несколько групп федайкинов составляли личную охрану императора на случай, если люди Муад'Диба тайно попытаются его убить. Но Джессика знала, что, если бы Пауль решил убить Шаддама IV, не стал бы делать из этого тайну.

Когда Чани отослала федайкинов и священников, Шаддам не скрыл своего презрения; он оставался на передней обсервационной площадке летящего корабля.

– Простая наложница не должна командовать на борту мужчинами.

Говорил он достаточно громко, чтобы услышали все.