Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения

– А ты могла бы стать такой, как прогры?

– Мы все могли бы, если бы захотели. Но уже давно произошло то, что убедило нас в неправоте или даже глупости прогров, столь слепо и безоглядно доверившихся нанороботам. Это ведь не просто…

Неужели она сказала «детская игра в машинки»? Флойд, ради сохранения душевного спокойствия, решил, что ослышался.

– Мы отказались не только от УЛ, но и от виртуальной реальности, от кардинальной генной инженерии, от перестройки нервной системы и цифрового преобразования поступающих в мозг данных. Мы даже учредили организацию при правительстве – Ретрокомиссию, – обладающую широчайшими полномочиями и следящую за тем, чтобы никто даже случайно не произвел эти запретные игрушки. Мы захотели остаться на грани их производства, на самом пороге технологии, но не перешагнуть его. Прогры назвали нас ретрами, желая унизить, но мы с радостью приняли это имя.

– И что же такое страшное подтолкнуло вас к столь радикальному решению?

– Мы уничтожили Землю.

– Ну вы даете!

– А самое обидное, Флойд, что Земле вовсе не обязательно было гибнуть. Если мы позволим твоему миру развиваться, может, у вас не повторится наш две тысячи семьдесят седьмой, все пойдет по-другому. Результат не обязательно будет лучшим, но он будет другим.

– Я тебя не понимаю.

– Флойд, у нас с тобой разная история. После тысяча девятьсот сорокового года наши миры – не близнецы.

– И в чем же значение тысяча девятьсот сорокового?

– В том году Германия попыталась напасть на Францию. В твоем мире армия вторжения забуксовала в Арденнах. Авиация союзников разбомбила в пух и прах застрявшие в грязи танки. Война окончилась еще в сороковом.

– А в твоем мире?

– Вторжение имело головокружительный успех. К концу сорокового в Европе и Северной Африке почти не осталось мест, не оккупированных немцами. В конце сорок первого к немцам примкнули японцы. Они внезапно напали на Соединенные Штаты, превратив войну в мировую. Она стала войной машин, какой не знало человечество. Мы назвали ее Второй мировой.

– Что, и в самом деле так было?

– Она тянулась до сорок пятого года. Союзники выиграли, но дорого заплатили за победу. К концу войны мир полностью изменился. Мы выпустили слишком много джиннов из бутылок.

– Например?

– Я даже не знаю, с чего начать… Немцы сконструировали баллистические ракеты, чтобы бомбить Лондон. Через пару десятков лет развитие этой темы позволило людям ступить на Луну. Американцы создали пару атомных бомб, и каждая испепелила японский город. Двадцать лет – и бомбы обрели такую мощь, что могли бы многократно уничтожить человечество за меньшее время, чем требуется тебе для приготовления завтрака. Из-за войны появились компьютеры. Ты же видел «Энигмы». Они сыграли важную роль в шифровании связи. Но союзники придумали сверхбыстрые устройства для дешифровки. Эти машины занимали целые залы и потребляли энергии больше, чем городской квартал. Но потом они уменьшились и ускорились, причем на порядки. Сжались до такой степени, что стало трудно разглядеть невооруженным глазом. Лампы сменились транзисторами, транзисторы – интегральными микросхемами, микросхемы уступили квантово-оптическим процессорам… И дальше покатилось как лавина. Еще несколько десятилетий, и компьютеры проникли буквально повсюду: в наши квартиры, в домашних животных, в деньги и даже в нас самих. Они распространились повсюду и стали настолько привычными, что мы перестали замечать их. И это было только начало. К двадцать первому веку человечество уже не просто желало иметь очень маленькие компьютеры, способные очень быстро обрабатывать данные. Оно решило построить сверхмалые машины, умеющие двигаться, размножаться и переделывать мир на микроскопическом уровне.

– И мне почему-то кажется, что это не слишком правильное решение.

– Тебе не кажется. Само собой, УЛ – полезная вещь. Но это с одной стороны, а с другой… Когда имеешь дело с новой формой жизни – а сверхмалые машины и были по сути ею, – ошибки обходятся слишком дорого.

– А принимая во внимание человеческую натуру…

– Да. Звонок прозвенел в конце июля две тысячи семьдесят седьмого. Уже пару лет мы выпускали микроскопические машины в атмосферу, пытаясь исправить климат. Планета разогревалась целый век из-за нашей привычки выбрасывать в воздух всякую дрянь. Мы загрязнили океаны. Уровень воды в них стал повышаться, затопило много прибрежных городов. Начались жуткие штормы. Кое-где стало холоднее, кое-где жарче. А кое-что сделалось… странным. Даже очень. И вот тогда компания светлых умов, прячущихся за высокими лбами, решила наделить погоду машинным разумом. Они так и назвали этот проект: «Умная погода».

– «Умная погода»? – повторил Флойд, растерянно качая головой.

– Точнее было бы назвать ее наиглупейшей. По идее, проект должен был решить все наши проблемы. Ожидалось, что погоду можно будет включать и выключать, менять по своему усмотрению. Мы засеяли океаны и верхние слои атмосферы крошечными роботами, незаметными глазу, безвредными для людей. Мириадами машин – размножающихся, перестраивающих себя, самоуправляющихся. Они поглощали тепло в одном месте, отдавали в другом, охлаждали, нагревали. Формировали и рассеивали облака, делали из них геометрические узоры, как на картине Дали. Заставляли океанские течения поворачивать под прямым углом и проходить друг через друга, словно потоки машин в часы пик. Они даже зарабатывали деньги, рисуя фитопланктоном в Тихом океане огромные корпоративные логотипы. Они могли по частному заказу переделать цвета заката, видимого с чьего-то острова. Сэр, сегодня чуть больше зелени? Да никаких проблем! И знаешь, одно время это всех устраивало. Стабилизировался климат, начал потихоньку возвращаться в то состояние, какое имел до две тысячи пятидесятого. Росли полярные шапки, отступали пустыни, охлаждались зоны аномального разогрева. Люди возвращались в города, брошенные двадцать лет назад.

– Зови меня фаталистом, но я уже предчувствую большое «но», – произнес Флойд.

– Но великий план управления погодой неожиданно потерпел крах. К концу две тысячи семьдесят шестого поползли слухи, сперва весьма туманные, о том, что погода отказывается подчиняться приказам. Об океанских течениях, которые не удавалось остановить, о тучах, категорически не соглашающихся рассеиваться. В Бискайском заливе возникла неприличная картина; стереть ее не могли, поэтому ретушировали на всех спутниковых снимках. Хотя никто об этом вслух не говорил, стало ясно: развитие части машин пошло в нежелательном направлении. Они стали больше интересоваться собственным выживанием, игнорируя команды прекратить работу и дезинтегрироваться. И знаешь, что учинила команда наших гениальных идиотов?