Уильям Гибсон - Периферийные устройства

Бертон все не звонил, но после слов Леона Флинн за него не волновалась, так что спокойно продолжала щелкать наугад по карте Лондона. В игре точно было Сити, но проросшее более высокой и мощной застройкой.

Когда пришло время, Флинн достала из чехла бумажку, движением пальца вывела окно «Милагрос Сольветра» и вбила пароль.

На этот раз она решила при подъеме оглядеться как следует.

Для начала фургон, с которого взлетает коптер. По виду скорее даже бронемашина, чем фургон. Кряжистый, как трицикл Коннера. Взлетная площадка была темная, прямоугольная. Голоса звучали так же настойчиво, как в первый раз, и так же абсолютно неразборчиво.

Время суток то же: сумерки. Облака больше похожи на дождевые, бронзово-черные стены потускнели от конденсата.

Отметила вчерашнюю улицу, подсвеченную снизу и как будто стеклянную. Что там внизу, река?

Поискала глазами машины, нашла три.

Счетчик в левом верхнем углу дисплея показал двадцатый этаж, и голоса смолкли.

Первый раз Флинн заметила серую фигню, когда коптер пролетал мимо двадцать третьего этажа. Что-то серое и сухое на мокром черном фасаде. Цветом как отмершая кожица от содранного волдыря. Размером и формой с детский рюкзак.

«Рюкзак» остался внизу. Флинн в режиме разведки засекала все в трех направлениях сразу. Черные небоскребы одинаковой высоты, на большом расстоянии один от другого по квадратной сетке над старым городом. Ее небоскреб – явно такой же. Ничего китообразного в небе.

Игры приучили ее обращать внимание на все, что выламывается из общей картины, и Флинн скользнула камерой вниз, пытаясь отыскать «рюкзак». Не нашла.

Он обогнал Флинн в районе тридцать седьмого этажа. В движении эта штука напоминала уже не рюкзак, а яйцевую капсулу почти вымершего животного под названием скат. Флинн как-то видела такую на пляже в Южной Каролине – жутковатый прямоугольный мешок с рожками по углам. Штука кувыркалась по фасаду: цеплялась той парой рожек или ног, которая сейчас была сверху, переворачивалась и подтягивалась на другой паре.

Следя за ней в камеру, Флинн попыталась увеличить скорость подъема, но эта функция еще не включилась. Штука пропала. Может, проникла в дом через какое-нибудь незаметное отверстие. Мейкон как-то печатал пневмоботов, вроде больших пиявок. Они двигались примерно так же, только медленно.

Мама называла яйцевую капсулу ската русалкиным кошельком, но Бертон сказал, местное слово – «чертова торба». Капсула выглядела опасной, ядовитой, хотя на самом деле никому ничего не делала.

Флинн высматривала, не мелькнет ли серая штуковина, до самого пятьдесят шестого этажа, где автоматический подъем прекратился. Вчерашний балкон был откинут. Стекло, как назло, матовое. Гости наверняка разошлись, но хотелось пусть бы только заглянуть внутрь, понять, как там все было. Стрекозок будто ветром сдуло. Флинн быстро облетела дом, надеясь отыскать другое окно. Ни фига. И тоже ни одной стрекозки, как и с фасада.

Назад к матовому окну. Пять минут ожидания – не произойдет ли чего. Еще пять. Новый облет здания. Пар из решетки, которую Флинн раньше не замечала.

Как-то даже скучно без стрекоз.

В нижнем обзоре быстро проехал очень большой автомобиль с единственной фарой.

Окно деполяризовалось, как раз когда Флинн была уже на подлете. Темноволосая женщина что-то говорила невидимому собеседнику.

Флинн остановилась, предоставив гироскопам удерживать коптер на месте.

Никаких следов вечеринки. Комната выглядела совсем другой, как будто роботы-пылесосы устроили серьезную перестановку. Длинный стол исчез, вместо него появились кресла, диван, ковры. Более мягкое освещение.

Женщина, видимо, только что встала. Полосатые пижамные штаны, черная футболка. Прическа «со сна», какой она бывает только на очень хороших волосах.

«Следи за жучками», – напомнила себе Флинн, но их по-прежнему не было.

Женщина рассмеялась – наверное, каким-то словам невидимого собеседника. Интересно, это ее зад прижимался вчера к стеклу? С кем она говорит – с тем мужиком, которому тогда отказала в поцелуе? Может, у них все сладилось и они после удачной вечеринки провели ночь вместе?

Флинн заставила себя еще раз облететь дом, медленно, высматривая стрекоз, беглые рюкзаки, другие неожиданности. Пар больше не шел, решетка исчезла. Такое ощущение, будто дом живой, может, даже разумный. Женщина внутри смеется, высоко в чистом – без единой стрекозы – вечернем воздухе. При этой мысли Флинн ощутила духоту трейлера, взмокшие подмышки.

Заметно стемнело. Так мало огней в городе. И ни одного – в высоких башнях.

Завершая круг, Флинн увидела у окна обоих. Они смотрели наружу, мужчина обнимал женщину за талию. Чуть выше ее ростом, лицо как в рекламе, где не хотят подчеркивать этническую принадлежность, темные волосы, бородка, глаза холодные. Женщина заговорила, мужчина ответил, выражение холодности, которое заметила Флинн, исчезло. Женщина явно не успела его увидеть.

На мужчине был коричневый банный халат. «А ты много улыбаешься», – подумала Флинн.

Часть стекла сдвинулась, и одновременно от переднего края балкона пополз вверх тонкий горизонтальный стержень, таща за собой радужную пленку, похожую на мыльный пузырь. Стержень замер, дрожащая пленка превратилась в зеленоватое стекло.

Лицо мужчины напомнило Флинн эсэсовца времен ее работы у Дуайта.

Она трое суток провела на диване у Мэдисона и Дженис, даже в туалет бегала со своим старым телефоном, лишь бы не упустить шанс грохнуть этого типа.

Дженис заваривала ей травяной чай, которым Бертон велел запивать «будильник» – белые таблетки, их тоже дал Бертон. Сказал, из другого округа, там это дело лепят. И еще сказал, никакого кофе.

Эсэсовец на самом деле был флоридским бухгалтером, против которого играл Дуайт. И его еще никто ни разу не убил. Дуайт в боях не участвовал, только передавал приказы нанятых тактиков. Флоридский бухгалтер был сам себе тактик и маньяк-убийца в придачу. Когда он выигрывал (а это происходило почти всегда), Дуайт терял деньги. Такого рода азартные игры запрещены на федеральном уровне, но есть способы обойти закон. Ни Дуайта, ни бухгалтера выигрыши и проигрыши не колыхали, в смысле денег. Игроки вроде Флинн получали в зависимости от того, сколько противников уложат и сколько продержатся живыми в конкретной кампании.

У Флинн было чувство, что бухгалтеру нравилось их убивать, потому что они реально теряли. Не потому, что он круче, а потому, что им правда от этого плохо. Бойцы ее подразделения кормили детей тем, что получали от игры, Флинн платила за мамины лекарства. У многих не было другого заработка. Сейчас он снова перебил всех в ее подразделении, одного за другим, с кайфом, не торопясь, и теперь охотился на Флинн, пока она кружила по французскому лесу в снегопад, забираясь все глубже и глубже.