Уильям Гибсон - Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (сборник)

И вот теперь, в спальне дома в Малибу, Энджи вспомнила эти истории о том, «Когда Все Изменилось», понимая, что некая часть ее сознания мучительно пытается найти место стариковским байкам и воспоминаниям в коллаже из обрывков ее собственной жизни и истории семейства Тессье-Эшпулов.

3-Джейн была нитью накаливания, Тессье-Эшпулы – слоем нагара. Дата ее рождения была официально зарегистрирована тем же днем, что и рождение девятнадцати ее клонированных братьев и сестер-близнецов. «Расследование» Беккера стало еще более нервозным, когда 3-Джейн была выношена в чреве очередной суррогатной матери и вышла на свет посредством кесарева сечения в хирургическом отсеке «Блуждающего огонька». Критики соглашались: 3-Джейн явилась для Беккера чем-то вроде спускового крючка. С рождением 3-Джейн фокус документального фильма незаметно сместился, являя новое усиление напряженности, прогрессию одержимости – как бы некое чувство греха, что отмечали многие критики.

3-Джейн стала центром внимания, капризной жилкой золота в гранитном массиве семьи. Нет, подумала Энджи, не золота, а серебра, тусклого и сумасбродного. Изучая снимок 3-Джейн и двух ее сестер, сделанный китайским туристом у озера возле какого-то отеля во Фрисайде, Беккер неизменно возвращается к глазам 3-Джейн, рассматривает выемку ключицы, хрупкие запястья. Физически сестры совершенно идентичны, и все же нечто выделяет 3-Джейн. И попытка Беккера докопаться до природы этой особенности превращается в основной посыл всего фильма.

По мере того как расширяется орбитальный архипелаг, Фрисайд процветает. Банковский узел, публичный дом, убежище данных, нейтральная территория для враждующих корпораций – веретено начинает играть все более сложную роль в истории высокой орбиты; тем временем владельцы «Тессье-Эшпул СА» скрываются еще за одну стену, на этот раз – дочерних корпораций. Имя Мари-Франс ненадолго всплывает в связи с разбирательством в женевском патентном суде по поводу определенных достижений в области создания искусственного интеллекта. Впервые и только на короткое время оглашается информация о широкомасштабном финансировании Тессье-Эшпулами исследований в этом направлении. И вновь семейство проявляет свою уникальную способность исчезать из виду, вступая в еще один период забвения, тот, что окончится лишь со смертью Мари-Франс.

Постоянно будут ходить слухи об убийстве, но любая попытка расследования натолкнется на богатство и изолированность клана, на сложное переплетение их финансовых и политических связей.

Вторично просматривая фильм Беккера, Энджи уже знала личность убийцы Мари-Франс Тессье.

На рассвете, не зажигая на кухне свет, она приготовила себе кофе и села смотреть на бледную линию прибоя.

– Континьюити.

– Здравствуй, Энджи.

– Ты знаешь, как связаться с Гансом Беккером?

– У меня есть номер телефона его агента в Париже.

– Беккер что-нибудь снял после «Антарктики»?

– Насколько мне известно, ничего.

– А как давно это было?

– Пять лет назад.

– Спасибо.

– Пожалуйста, Энджи.

– До свидания.

– До свидания, Энджи.

Уж не считал ли Ганс Беккер, что 3-Джейн повинна в смерти Эшпула? Казалось, он неким окольным путем внушал эту мысль.

– Континьюити.

– Здравствуй, Энджи.

– Фольклор компьютерных жокеев, Континьюити. Что ты об этом знаешь?

Интересно, что подумает Свифт, спросила она себя.

– Что бы тебе хотелось знать, Энджи?

– «Когда Все Изменилось»…

– Архетип мифа встречается обычно в одной из двух версий. Одна версия предполагает, что матрица киберпространства населена – или, скорее, посещаема – некими существами, чьи характеристики соответствуют первичному архетипу «скрытого народа». Другая основана на предположении о вездесущности, всесильности и непостижимости самой матрицы.

– То есть, что матрица есть Бог?

– Можно сказать и так, хотя в рамках архетипа точнее было бы говорить о том, что у матрицы есть Бог, поскольку вездесущность и всесильность этого существа ограничивается матрицей.

– Если у него есть ограничения, он не всесилен.

– Вот именно. Обрати внимание: архетип не наделяет его бессмертием, что обычно присуще религиозным системам, основанным на вере в высшее существо, – по крайней мере, в рамках именно вашей культуры. Киберпространство существует – если, конечно, можно употребить слово «существует» – лишь благодаря деятельности людей.

– Как ты.

– Да.

Энджи вернулась в гостиную, где в сером рассветном свете очертания кресел эпохи Людовика XVI стали чем-то похожи на скелеты: их изогнутые ножки напоминали позолоченные кости.

– Если бы подобное существо имелось в действительности, – спросила она, – ты был бы его частью, так?

– Да.

– И ты знал бы об этом?

– Не обязательно.

– Ты знаешь?

– Нет.

– Ты исключаешь такую возможность?

– Нет.

– Тебе не кажется, что это довольно странный разговор, Континьюити?

Ее щеки были мокрыми от слез, хотя она и не заметила, когда они начали течь.

– Нет.

– Как вписываются истории о… – Она помедлила, едва не сказав слово «лоа». – О существах в матрице… как они уживаются с представлением об этом сверхсуществе?

– Никак. И то и другое – лишь версии события, известного как «Когда Все Изменилось». И та и другая версии очень недавнего происхождения.

– Точнее?

– Приблизительно пятнадцать лет.

Девочка проснулась, почувствовав, что рот ей зажимает холодная ладонь Салли. Другая рука жестом призывала к молчанию.

Горели мелкие лампочки, встроенные в зеркало с золотыми искорками. Один из ее чемоданов был открыт и стоял в ногах гигантской кровати, рядом с ним – аккуратная стопка одежды.

Салли прикоснулась указательным пальцем к плотно сжатым губам, потом жестом указала на одежду и чемодан.

Кумико выскользнула из-под пухового одеяла и, спасаясь от холода, натянула свитер. Снова взглянув на Салли, она заколебалась, не заговорить ли ей вслух. Что бы это ни было, подумала она, достаточно одного слова, и появится Петал. Салли была одета так же, как в последний раз, когда Кумико ее видела: дубленка с барашковым воротником, под подбородком завязан клетчатый шарф. Она повторила жест: собирай вещи.

Быстро одевшись, Кумико начала укладывать одежду в чемодан. Салли беспокойно, но и бесшумно ходила по комнате, открывала и закрывала ящик за ящиком. Отыскав паспорт Кумико, черную пластиковую табличку на нейлоновом шнурке с рельефной золотой хризантемой, повесила ее на шею девочке. Потом скрылась в фанерной каморке, чтобы появиться с замшевым несессером с туалетными принадлежностями Кумико.

Когда Кумико застегивала чемодан, зазвонил золоченый антикварный телефон.