Уильям Гибсон - Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (сборник)

– Скорее, дело в Энджи Митчелл. Он знал, в чем разница между мною и звездой симстима.

– Знал ли?

– Возможно, именно он и был этой разницей.

Далеко внизу проплывают светящиеся нити…

Старое здание «Нью-Судзуки-Энвой» было любимым отелем Энджи в Муравейнике – с самых первых дней ее пребывания в «Сенснете».

До одиннадцатого этажа вверх тянулся обычный фасад, потом он начинал сужаться, и следующие девять уступов походили на горный склон, сложенный из скальных пород. Породу извлекли при закладке фундамента нового здания на Мэдисон-Сквер. Первоначальный план требовал, чтобы этот отвесный ландшафт был засажен флорой долины Гудзона и населен соответствующей фауной. Но вскоре начали возводить первый манхэттенский купол, и пришлось вызвать команду экодизайнеров из Парижа. Французские экологи, привыкшие к «чистым» дизайнерским проблемам орбитальных комплексов, ужаснулись, столкнувшись с загрязненной атмосферой Муравейника. Они предпочли сделать ставку на генную инженерию, чтобы вывести искусственные штаммы растительности, и на робофауну вроде той, что используется в детских развлекательных парках. А постоянное покровительство Энджи со временем наделило отель особой аурой. «Сенснет» взял в долгосрочную аренду пять верхних этажей, оборудовав их под ее постоянные апартаменты, и «Нью-Судзуки-Энвой» приобрел запоздалую популярность среди артистов и деятелей шоу-бизнеса.

Энджи улыбнулась, когда вертолет прошел рядом с безучастным механическим горным бараном, делающим вид, что пережевывает лишайник возле подсвеченного водопада. Абсурдность этой сцены посреди Муравейника всегда ее радовала. Даже Бобби разделял ее радость.

Она перевела взгляд на вертолетную площадку на крыше здания, где недавно логотип «Сенснета» заново вывели яркой краской на постоянно подогреваемом и ярко освещенном бетоне. Возле скульптурного выступа скалы стояла одинокая фигура, почти неразличимая под огромной ярко-оранжевой паркой.

– Робин, наверное, уже здесь, как ты думаешь, Порфир?

– Миста Ланье, – кисло отозвался парикмахер.

Энджи вздохнула.

Черный хромированный «фоккер» мягко приземлился; в баре тихонько зазвенели бутылки, когда шасси коснулось бетона крыши. Дрожь мотора утихла.

– Порфир, что касается Робина, то первый шаг придется сделать мне. Я собираюсь поговорить с ним сегодня вечером. Наедине. А пока что будь так добр держаться от него подальше.

– Порфир только рад, мисси, – произнес парикмахер, когда за их спинами открылась дверца кабины.

И вдруг рванулся, дернул пряжку пристежного ремня, а Энджи, повернувшись, увидела в проеме оранжевую парку, поднятую руку, зеркальные очки. Шума от пистолета было не больше, чем от зажигалки, но Порфир конвульсивно дернулся, его длинная черная рука схватилась за горло. Охранник, задвинув за собой дверцу, бросился к Энджи.

Что-то твердое ткнулось ей в живот. Порфир, как тряпичная кукла, обмяк на сиденье, изо рта у него высунулся острый кончик розового языка. Непроизвольно она опустила глаза – всего-навсего черная хромированная пряжка пристежного ремня с налепленным на нее ромбом из зеленоватого пластика.

Потом взгляд Энджи уперся в белый овал лица, обрамленный оранжевым нейлоновым капюшоном. Энджи увидела собственное лицо – белое от шока, удвоенное серебром линз.

– Он что-нибудь пил сегодня?

– Что?

– Он. – Большой палец дернулся в сторону Порфира. – Он пил какой-нибудь алкоголь?

– Да… пару часов назад.

– Вот черт. – Голос был женский. Фигура повернулась к потерявшему сознание парикмахеру. – А я вкатила ему транквилизатор. Не хотелось бы подавить дыхательный рефлекс, знаешь ли. – (Энджи смотрела, как женщина щупает Порфиру пульс.) – Думаю, с ним все в порядке. – Кажется, женщина пожала плечами где-то в глубинах своей огромной парки.

– Охрана?

– Что? – Блеснули очки.

– Вы из службы безопасности «Сенснета»?

– Черт побери, нет. Это похищение.

– Вы меня похищаете?

– А то.

– Почему?

– Причина не самая очевидная. Кое-кто точит на тебя зуб. И на меня тоже. Предполагалось, что этим займусь я, то есть уволоку тебя на следующей неделе. Хрен им. Все равно мне надо с тобой поговорить.

– Вам? Поговорить со мной?

– Ты знаешь кого-нибудь по имени три-Джейн?

– Нет. То есть да, но…

– Побереги дыхание. Уносим ноги. Быстро.

– Порфир…

– Он скоро очнется. И мне бы не хотелось при этом присутствовать…

Если все это тоже находится в загородном доме Бобби, подумал Слик, открывая глаза посреди какого-то закругленного узкого коридора, то дом его – еще более странное место, чем ему показалось в первый раз. Воздух в проходе был плотный и словно бы мертвый. Светящаяся полоса зеленоватой стеклянной плитки на потолке создавала впечатление, будто бредешь глубоко под водой. Потолок и стены туннеля – из какого-то стекловидного бетона. По ощущению – тюрьма.

– Наверное, мы вышли в подвал или в какое другое подобное помещение, – сказал он, обратив внимание на слабое эхо от своих слов.

– Не вижу причины, почему мы должны были попасть в тот же самый конструкт, который ты видел раньше, – возразил Джентри.

– Тогда что это? – Слик тронул бетонную стену, та была теплой на ощупь.

– Какая разница, – отозвался Джентри.

Не оглядываясь по сторонам, Джентри зашагал вперед. За поворотом пол превратился в неровную мозаику из битого фарфора – осколки были вплавлены во что-то, похожее на эпоксидку, скользкую под подошвами.

– Взгляни на это…

Тысячи различных узоров, и все из осколков, и никакого общего замысла – яркие кусочки подобраны наобум, по чистой случайности.

– Искусство. – Джентри пожал плечами. – Чье-то хобби. Кому, как не тебе, это оценить, Слик Генри.

Кто бы ни были эти дизайнеры, о стенах они не побеспокоились. Слик присел, чтобы провести пальцами по мозаике пола, почувствовал зазубренные края битой керамики, гладкий твердый пластик между ними.

– Хобби? Что ты имеешь в виду?

– Это вроде тех штук, которые делаешь ты, Слик. Эти твои игрушки из металлолома… – Губы Джентри опять вытянулись в напряженную, сумасшедшую усмешку.

– Много ты понимаешь! – огрызнулся Слик. – Угробил свою дурацкую жизнь, чтобы сообразить, какая форма у этого твоего киберпространства, а у него, может, и формы-то никакой нет. И потом, кому до этого дело?

Ничем случайным ни в Судье, ни в остальных и не пахло. Процесс был случаен, но результаты должны были отвечать внутренней боли, которую он не мог выказать напрямую.

– Да ладно тебе, – пожал плечами Джентри. – Пошли.

Но Слик не двинулся с места, лишь поднял глаза, увидел напряженное лицо. Бледные, тусклые глаза в этом призрачном свете казались серыми. И почему он вообще терпит Джентри?