Уильям Гибсон - Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (сборник)

– Пошевеливайся, Линч.

Если Линч – подсадка Конни, он пожелает остаться здесь. Или в бункере.

– А пошел ты! – взвился Линч. – Никого там нет, сам прекрасно знаешь. Если не хочешь видеть меня здесь, пойду внутрь – присмотрю за Рамиресом…

– Хорошо, – сказал Тернер и, вытащив револьвер, вдавил клавишу, включавшую подствольный фонарь.

Первая вспышка полуденно-яркого ксенонового луча выхватила из темноты искривленную сагуарию – серым мехом ощетинились в безжалостном свете колючки. Вторая – нашла шипастый череп на пряжке ремня, поймала его в пятно резкого света. Выстрел и хлопок разрывной пули слились в один звук, ударная волна покатилась как гром – невидимыми, расширяющимися кругами над темной плоской землей.

В первые несколько секунд после выстрела не было слышно ни единого звука, даже летучие мыши и жучки смолкли, выжидая. Уэббер упала в кусты, и почему-то Тернер чувствовал, что она здесь, знал, что пистолет уже у нее в руках – в этих умелых коричневых руках, нацелен ровно, не дрожит и в любую секунду готов выплюнуть смерть. Он понятия не имел, где сейчас Комптон. Тут в клипсе передатчика, процарапавшись сквозь черепную кость, раздался голос Сатклиффа:

– Тернер, что это было?

Света звезд было теперь достаточно, чтобы различить силуэт Уэббер. Женщина скорчилась за камнем, дуло пистолета смотрит ему в лицо, локти уперты в колени.

– Он был подсадкой Конроя, – сказал Тернер, опуская «смит-и-вессон».

– Боже милосердный, – выдохнула она. – Я, я подсадка Конроя.

– У него была внешняя связь. Я такое уже видел.

Пришлось ей повторить уже сказанное дважды.

В голове – голос Сатклиффа, затем – Рамиреса:

– Мы засекли ваш транспорт. Восемьдесят километров, приближается… В остальном, похоже, все чисто. В двадцати километрах на юго-юго-восток – малый дирижабль. Джейлин говорит, это беспилотный грузовик, идет точно по расписанию. Больше ничего. Чего это Сат орет, будто его насилуют? Натан говорит, он слышал выстрел. – Рамирес был подключен к матрице, и большая часть его сенсориума была занята информацией, поступающей с деки «Маас-Неотек». – Натан готов слить первый пакет…

Тернер и сам теперь слышал, как снижается истребитель, заходя на посадку на шоссе. Уэббер, выпрямившись во весь рост, шла к нему с пушкой в руке. Сатклифф раз за разом задавал все тот же вопрос. Тернер коснулся горлового микрофона:

– Это был Линч. Он мертв. Самолет прибыл. Вот он.

И тут машина оказалась прямо над ними. Черная тень. Невероятно низко. С погашенными огнями. Тормозит – вспышки из сопел; пилота-человека при такой посадке убило бы перегрузкой. Потом – жуткий скрип: телескопическая посадочная рама из углеродного волокна гасит удар о землю. Тернер смог различить зеленоватый отсвет приборной доски в пластиковой кривизне кабины.

– Вот же мать твою, – сказала Уэббер.

В стенке хирургического бокса за ее спиной распахнулся люк, в проеме обрисовалась фигура в маске и защитном костюме из жесткой зеленой ткани. Отбросив в тонкое облачко пыли, зависшее над местом посадки самолета, перекошенную тень врача, из трейлера хлынул поток сине-белого, очень резкого света.

– Закрой! – крикнула Уэббер. – Рано!

Когда дверь, обрезав на пороге свет, захлопнулась, они оба услышали мотодельтаплан. После рева истребителя звук малолитражного мотора казался гудением стрекозы. Но вот гудение начало затихать, а потом и вовсе исчезло.

– У него кончилось топливо, – проговорила Уэббер. – Но он близко.

– Прибыл, – коснулся Тернер микрофона. – Первый пакет.

Над ними прошелестел крохотный дельтаплан, черный треугольник, на миг затмивший звезды. Ни звука больше – лишь что-то полощется на ветру. Должно быть, одна из штанин Митчелла. Вот ты и здесь, над нами, подумал Тернер, совсем один, в самой теплой одежде, какая только у тебя была, в инфракрасных очках, которые ты сам же и смастерил, и теперь ищешь пару пунктирных линий, обозначенных дурацкими грелками для рук…

– Сумасшедший засранец, – пробормотал он, чувствуя, как его переполняет странное восхищение. – Видно, и вправду тебе приспичило удрать.

Затем с негромким праздничным хлопком взлетела вдруг откуда-то осветительная ракета; магниевый огонь под белым парашютиком начал медленно опускаться в пустыню. Почти сразу же полыхнули еще две, а с запада донесся треск длинной автоматной очереди. Боковым зрением Тернер заметил, что Уэббер, спотыкаясь, бежит через кусты к бункеру, однако взгляд его был прикован к описывающему круги дельтаплану – к веселеньким оранжево-голубым матерчатым крыльям, к фигуре, скорчившейся на сиденье среди растяжек над хрупким треножником шасси. Лицо человека скрывали очки ночного видения.

Митчелл.

Плывущие в поднебесье огни заливали стоянку ярким светом – как футбольное поле. Дельтаплан заходил на посадку – грациозным и таким ленивым разворотом, что Тернеру хотелось закричать. Где-то за периметром площадки белой аркой повисла в воздухе линия трассеров. Мимо.

Приземляйся. Приземляйся. Тернер бежал, перепрыгивая через кочки, через какие-то кусты, которые цеплялись за брюки, за полы расстегнутой парки.

Осветительные ракеты. Зарево. Свет. От инфракрасных очков Митчеллу теперь никакого проку, он не видит теплового излучения грелок. Он промахнулся мимо полосы. Носовое колесо за что-то зацепилось. Дельтаплан зарылся носом, как смятая, порванная бабочка, и наконец застыл в поднятом им облаке белой пыли.

Вспышка взрыва, казалось, достигла Тернера за мгновение до звука, отбросив на бледный кустарник перед ним его собственную тень. Взрывная волна подхватила его и повалила на землю – откатившись в сторону, он увидел желтый огненный шар на месте расколотого надвое хирургического бокса и понял, что Уэббер выпустила-таки свою противотанковую ракету. Потом он вновь оказался на ногах, вновь побежал, сжимая револьвер.

Он достиг покореженного дельтаплана Митчелла как раз в тот момент, когда погасла первая осветительная ракета. Но сразу же, словно из ниоткуда, взлетела еще одна и распустилась над головой. Звук стрельбы стал теперь непрерывным. Перепрыгнув через смятый лист ржавой жести, Тернер обнаружил скорчившегося на земле пилота; голова его и лицо были скрыты под самодельным шлемом, из которого выступали уродливые линзы. Прибор ночного видения был примотан к шлему тускло серебрившейся изолентой. Свернувшееся в клубок тело – укутано в несколько слоев темной одежды. Словно со стороны Тернер увидел, как его руки терзают ленту, сдергивают инфракрасные очки. Руки превратились в два самостоятельных существа, два бледных подводных создания, живущие своей жизнью на дне какой-нибудь глубоководной тихоокеанской впадины. Ему оставалось лишь смотреть, как они отчаянно срывают ленту, шлем, очки. А когда все это улетело, отброшенное, прочь, он уставился на белое девичье лицо под волной длинных, липких от пота каштановых волос, которые, выплеснувшись из-под шлема, смазали темную струйку крови, бегущую из носа. Глаза девушки открылись, показав пустые белки, и тогда Тернер по-пожарному закинул ее за спину и неуклюже метнулся, надеясь, что бежит правильно, в сторону реактивного самолета.