Аластер Рейнольдс - Пропасть Искупления

– И все-таки будь осторожен, пожалуйста, – попросил Скорпион. – Не дай затащить себя внутрь или еще что похуже сделать.

– Еще как постараюсь, – заверил Клавэйн.

– Сможешь определить, кто внутри? – спросил Кровь.

– Пока капсула не открыта, можно только строить предположения, – ответил Клавэйн тихо, но твердо и властно. – Одно могу сказать наверняка: это не Скади.

– Но ты не сомневаешься, что там сочленитель? – снова спросил Кровь.

– Это сочленитель. Часть сигналов, которые я ловлю, идет не от аппаратуры капсулы, а от имплантатов пассажира. Скади побрезговала бы таким старым протоколом. – Клавэйн отстранился от капсулы и оглянулся на спутников. – Как пить дать, это Ремонтуар.

– И ты понимаешь, о чем он думает? – спросил Скорпион.

– Нет. Исходящие от него нейронные сигналы – самого низкого уровня, простая работа по обслуживанию тела. Пассажир все еще без сознания.

– Или это не сочленитель, – высказал сомнение Кровь.

– Узнаем через несколько часов, – пообещал Скорпион. – Кем бы он ни был, у нас остается проблема исчезнувшего корабля.

– А почему это проблема и почему у нас? – спросил Васко.

– А потому, что пролететь двадцать световых лет в капсуле он никак не мог, – объяснил Кровь.

– Но что ему мешало добраться до нашей системы незамеченным и оставить корабль в укромном месте, а оставшийся путь проделать в капсуле? – спросил Васко.

Кровь покачал головой:

– Ему все равно нужен был корабль для полетов внутри системы, чтобы добраться до Арарата.

– Но маленький корабль мы могли и не заметить, – возразил Васко. – Ведь так?

– Не думаю, – буркнул Клавэйн. – Хотя исключать этого нельзя – если там, наверху, творится что-то нехорошее.

Когда Куэйхи очнулся, он неподвижно висел вверх ногами. Вообще-то, все было абсолютно неподвижным: он сам, корабль, окружающий ландшафт, небо. Казалось, его поместили сюда много веков назад и он только сейчас открыл глаза.

Но он не мог долго находиться без сознания: память сохранила яркую, четкую сцену смертельного боя и головокружительного падения. Удивительно то, что он не просто помнит о случившемся, а вообще еще жив.

Осторожно двигаясь в страховочных фиксаторах, Куэйхи проверил повреждения. Крошечный кораблик поскрипывал вокруг него. Шея у пилота была целой, позволяла вертеть головой и осматриваться. Но в пределах видимости – только осыпающийся лед и оседающая пыль, остатки последнего обрушения. И все расплывчатое, будто он смотрит через зыбкую серую пелену. Вот только эта пелена и двигалась, подтверждая, что без чувств он провел считаные минуты.

Кроме нее, Куэйхи видел край моста, чарующее кружево тросов, посредством которых крепилась к скалам арочная конструкция. Когда «Дочь мусорщика» выпускала ракеты, он краем сознания беспокоился о том, как бы не разрушить чудо, ради которого сюда прилетел. При всей своей громадности мост выглядел тонким и ломким, точно накрахмаленная салфетка.

Похоже, он совершенно цел. Наверняка эта постройка гораздо прочнее, чем кажется.

Снова заскрипело кругом. Не определить, на чем стоит кораблик, но ощущения подсказывают: он ориентирован «вверх ногами». Неужели это дно Рифта Гиннунгагапа?

Куэйхи взглянул на приборы, но не сумел сфокусировать на них взгляд. Тот вообще ни на чем не желал фокусироваться. Вот если закрыть левый глаз, видно лучше. Должно быть, из-за перегрузки отслоилась сетчатка. С точки зрения «Дочери мусорщика», запрограммированной вынести его из опасной зоны живым, это легкая травма, вполне поддающаяся лечению.

Прикрыв левый глаз, Куэйхи снова взглянул на панель приборов. Множество красных огоньков – сообщений на латинице о повреждениях систем – и темных пятен, где раньше что-то светилось. Понятно, «Дочь мусорщика» понесла серьезный урон не только на аппаратном, но и на программном уровне. Его кораблик в коме.

Куэйхи попробовал его растормошить:

– Приказ высшего приоритета. Перезагрузка.

Никакой реакции. Похоже, среди утраченных функций и распознавание голосовых команд. Либо корабль не способен перезагрузить свои оперативные системы.

Куэйхи попытался снова, просто на всякий случай:

– Приказ высшего приоритета. Перезагрузка.

Снова молчок. «Так я ничего не добьюсь», – подумал пилот.

Он повернул руку, чтобы пальцы легли на панель тактильного управления.

Движение далось нелегко, но это была рассеянная боль от сильных ушибов, а не острая – в сломанных или смещенных костях. Он даже мог вполне сносно шевелить ногами. Сильная резь в груди намекала, что ребра не в порядке, но дышалось нормально. Если он отделался только парой сломанных ребер и отслоением сетчатки, ему крупно повезло.

– Ты всегда был везунчиком, – сказал он себе, нащупывая выступы на панели.

Все голосовые команды имели тактильные эквиваленты. Лишь бы только вспомнить правильные комбинации движений.

Он вспомнил. Указательный палец сюда, большой сюда. Теперь нажать еще раз.

Кораблик кашлянул. Там, где были темные пятна, загорелись красные надписи.

Жива старушка! Куэйхи нажал опять. Корабль вздрогнул и загудел, пытаясь перезагрузить систему. Снова мигнуло красное, и на этом все кончилось.

– Ну, давай же! – прошипел сквозь зубы Куэйхи.

Может, на третий раз повезет?

После третьего нажатия корабль задрожал, на дисплеях зажглись красные надписи, погасли. Появились опять. Ожили другие части пульта. «Дочь мусорщика» выходила из комы, проверяла свою работоспособность.

– Молодчина, – прошептал Куэйхи, чувствуя, как кораблик сжимается, меняет форму корпуса – может быть, непреднамеренно, просто рефлекторно возвращаясь к предустановленному профилю.

«Дочь мусорщика» накренилась на несколько градусов, и угол зрения Куэйхи сместился.

– Осторожней… – начал он.

Поздно. «Дочь» не удержалась на уступе и покатилась вниз. Там в сотне метров возникло дно Рифта – и стремительно понеслось навстречу.

Субъективное время растянуло падение до бесконечности.

Потом пилота бросило на пульт. Он не лишился чувств на этот раз, но было ощущение, что его схватило зубами какое-то чудовище и давай колотить оземь, норовя размозжить голову или сломать позвоночник.

Куэйхи застонал. Похоже, на этот раз ему досталось крепко. Грудь давило, словно на нее поставили наковальню. Должно быть, сломанные ребра проткнули мышечную ткань. Двигаться теперь будет чертовски больно – если только он вообще способен двигаться.

И все-таки он еще жив.

В этот раз «Дочь мусорщика» упала на правый борт. Он снова увидел мост – словно фотографию в туристической брошюре. Казалось, судьба специально демонстрирует ему находку во всей красе, напоминает, зачем он сюда прилетел.