Аластер Рейнольдс - Пропасть Искупления

Происходящее привлекло немало зрителей. С десяток техников Глаура собрались внизу, несколько человек на мостках среди движущихся дышл тоже бросили работу ради зрелища.

– Это дело Часовой Башни! – грозно сообщил Грилье. – Вернитесь к своим обязанностям.

Рабочие неохотно разошлись, но Грилье был уверен, что большинство продолжает одним глазком следить за погоней. Может, пора позвать подмогу из службы крови? Грилье надеялся обойтись своими силами: улаживание подобных мелких проблем считалось у верхушки руководства делом чести. Но Вустад решил все усложнить.

Хормейстер прополз по горизонтальному участку уже десяток метров, выбравшись за периметр реактора. Под ним теперь был только пол. Падение с тридцати метров наверняка окажется смертельным даже в пониженной гравитации Хелы.

Грилье взглянул вперед. Паропровод был подвешен к потолку на тонких металлических стержнях, прикрученных к ребрам жесткости – таким же, как у труб, только гораздо крупнее. Ближайшую подвеску отделяло от Вустада пять метров. Обогнуть ее никак не удастся.

– Ну хорошо. – Грилье повысил голос, чтобы перекрыть стук двигателей. – Вы дали понять, чего хотите. Довольно, повеселились. Теперь возвращайтесь, и поговорим как разумные люди.

Но Вустада уже было не остановить. Он добрался до подвески и попытался миновать ее, свесившись с трубы. Грилье молча следил, холодея от уверенности в том, что Вустаду никоим образом не пробраться дальше. Даже для молодого, сильного и гибкого парня подобное упражнение представляло бы сложность, а Вустад был далеко не молод и не гибок. Он ухватился за стержень правой рукой, а левой рукой и ногой пытался отыскать опоры; правая нога при этом бесполезно болталась в воздухе. Вот и вторая нога соскользнула с трубы, и он повис, держась одной рукой за подвеску, другой хватаясь за воздух.

– Не двигайтесь! – крикнул ему Грилье. – Не двигайтесь, тогда не упадете. Продержитесь, а мы поднимемся и поможем.

И опять-таки кто помоложе и поспортивней сумел бы продержаться до прихода спасателей, даже вися на одной руке. Но Вустад был пожилым, рыхлым и крупным, и он не привык пользоваться мускулатурой.

Вот его рука выпустила металлическую подвеску. На глазах врача Вустад рухнул на стальной пол; удар был почти заглушен непрерывным стуком и гулом машинного отделения. Ни крика, ни даже вздоха. Глаза Вустада были закрыты, но, судя по выражению лица, он умер мгновенно.

Грилье подобрал трость и, повесив ее на согнутую крюком руку, спустился по лестницам и мосткам. У подножия реактора он взял свой чемоданчик и отпер решетчатую дверь. К тому времени как он добрался до Вустада, вокруг тела уже собралось с полдюжины рабочих. Грилье хотел разогнать бездельников, но потом передумал. Пусть смотрят. Пусть знают, к чему ведет неподчинение службе крови.

Склонившись над Вустадом, Грилье открыл чемоданчик. Изнутри дохнуло холодом. Чемоданчик был разделен на два отделения. В верхнем лежали в зажимах шприцы с алым содержимым, только что полученные от лаборатории службы крови и промаркированные по серотипу и величине дозы. Предназначенный Вустаду шприц теперь достанется другому.

Грилье закатал рукав хормейстера. Есть ли слабый пульс или только кажется? Лучше бы был, тянуть кровь из покойника, даже из свежего, – занятие неблагодарное.

Грилье взял пустой шприц из второго отделения и ритуально поднес к свету.

– Бог дает, – проговорил генерал-полковник медицинской службы, вводя иглу в вену Вустада, – а иногда, к сожалению, Бог берет.

Всего он наполнил три шприца.

Грилье запер за собой дверь на спиральную лестницу. Приятно было оказаться в относительной тишине после агрессивного гула. Иногда ему казалось, что машинное отделение – собор внутри собора, со своим собственным неписаным уставом. Здесь он мог управлять людьми, но там, среди механизмов, лишался власти. Он взял от Вустада все, что мог, хотя каждому было известно, что генерал-полковник медицинской службы приходит не брать, а давать кровь.

Он остановился у одного из переговорных устройств и вызвал бригаду из службы крови, чтобы унесли тело. Потом придется дать объяснение, но это вряд ли испортит ему сон.

Грилье двинулся через главный зал, направляясь в Часовую Башню. Он намеренно выбрал длинный кружной путь, потому что после происшествия с Вустадом у него не было желания спешить к Куэйхи. Кроме того, прежде чем спуститься вниз или подняться наверх, он обычно обходил зал – это было традицией. Ну и наконец, это помещение да еще машинное отделение были самыми большими в соборе и здесь Грилье не досаждали легкие приступы клаустрофобии.

Главный зал перестраивали и расширяли много раз по мере того, как вырастал до своих теперешних размеров собор. Сейчас из этой перестройки мало что бросалось в глаза, но Грилье, свидетель перемен, замечал все. Небольшие шрамы на полу и стенах, где убрали внутренние переборки. Полосу наверху, где раньше был потолок. С тех пор как потолок подняли, минуло сорок или тридцать лет – на безвоздушной Хеле это была адская работа, в особенности потому, что прочие помещения оставались обитаемыми и собор, разумеется в течение всей реконструкции, продолжал двигаться, жизнь в нем текла почти нормально, все обязанности выполнялись и смертность среди строителей и ремонтников держалась на приемлемом уровне.

Грилье на минутку остановился у правого витражного окна. Мозаика разноцветных стекол вздымалась на десятки метров, разделенная множеством арочных каменных обрамлений. Наверху было круглое окошко-розетка. Архитектурный скелет, ходовая часть и внешняя обшивка корпуса по необходимости были сделаны из металла, однако внутри собор почти целиком был облицован разноцветными минералами. Частью они были местными, добытыми на Хеле, но многое – например, редкого бисквитного цвета камень и роскошный бело-розовый мрамор – привезли ультра. По слухам, некоторые камни поступили даже с земных соборов. Грилье воспринимал это с известной долей скепсиса, – вероятнее всего, материалы доставлены с ближайшего астероида. Примерно так же дело когда-то обстояло с реликвиями, хранимыми в освещенных свечами нишах, на которые он натыкался в своих обходах. Никто не мог сказать, сколько лет этим вещам, созданы они средневековыми ремесленниками или наспех слеплены в фабричных нанокузницах.

Но каким бы ни было происхождение окружающего каменного убранства, сами витражные окна представляли собой чудесное произведение искусства. При правильном освещении они не только восхитительно сверкали, но и заставляли величественно сиять всю обстановку зала. И не важно, в какой рисунок складывалась мозаика, – красота никуда не делась бы, выложиcь кусочки разноцветного стекла случайным калейдоскопическим узором, – однако Грилье знал одну особенность картины. Временами она менялась, ибо ею управлял сам Куэйхи.