Джордж Мартин - Рука мертвеца

– Джордж в Нью-Йорке, – сказал ему Джэй.

Мекки Мессер тоже в Нью-Йорке, но уже не в Могильниках. Джэй звонил туда. Он вывернулся: превратил в фарш двух сокамерников и вышел сквозь решетки.

Мясорубка перед Омни вновь и вновь проигрывалась у него в голове, как дурное тусклое кино. Джек Браун был младенцем-чемпионом всех времен, но, может, он был прав, может, облажался, может быть, неумышленно спас Мекки Мессера, забросив его подальше, прежде чем Джек Браун до него добрался. А может быть, спас жизнь Тахиону. Он не был уверен. И смог бы Золотой Мальчик добраться до Мекки или нет, но телепортировать его в Могильники было ужасной ошибкой. Ведь можно было выбрать и другие места, пустые, безлюдные, и никто бы не умер. Мекки был психотик, он знал об этом от Копателя, надо было сообразить, какова будет его реакция, когда он окажется в камере. Но соображать не было времени. Все случилось чертовски быстро…

Над головой Джэя вился слепень. Джэй отогнал его и вздохнул. День склонился к вечеру. Теперь уж ничего не поделаешь. Остается жить с этим. Долгое, долгое время.

В зале ожидания они остались в одиночестве. Снаружи на ступенях поджидали несколько репортеров, но в госпиталь пускали лишь родственников, друзей и важных персон. В течение первого часа их ожидания были и другие: приходили во множестве джокеры и приносили цветы, книги и другие знаки внимания. Хирам Уорчестер, бледный и молчаливый, просидел час во время обеденного перерыва.

– Мне нужно возвращаться в зал, – сказал он, поднимаясь.

– Скажи ему, что я был здесь.

Джэй пообещал. Лео Барнет во время своего посещения молился перед телекамерами за Тахиона.

– Господи, – провозгласил преподобный. – Услышь меня и пожалей этого грешника. Ты всемогущ и милостив, о Господи, и он примет Тебя как своего Спасителя.

На мгновение появился Палач, показал свой значок и распек одного из врачей.

Джэй был слишком далеко, чтобы расслышать, что говорится, но Рэй выглядел удовлетворенным. Человек в дешевой резиновой маске лягушки вытерпел дольше всех, вышагивая по зале в ожидании известий, и ушел так же тихо, как и пришел. Он был последним; теперь остались лишь Джэй и Блэйз.

– Как вы думаете, Трисианн умрет? – спросил Блэйз. Эта возможность, похоже, его не слишком печалила, в голосе слышалось скорее ленивое любопытство, чем страх.

– Не-а, – сказал Джэй. – Если бы он собирался умереть, то уже сделал бы это. Сколько мы здесь, три часа? Его уже, должно быть, стабилизировали. – Он не был уверен, ободряет ли он мальчика или самого себя.

– Если он умрет, Дитя станет моим, – задумчиво произнес Блэйз.

– Дитя? – в замешательстве проговорил Джэй. – Какое дитя?

– Его космический корабль , – сказал мальчик с характерным детским презрением к тем взрослым, которые не знают того, что должен знать каждый. – Дурацкое имя. Я подумаю над тем, как его лучше назвать, когда он станет моим.

– Тахион еще не умер, – сказал Джэй.

Блэйз зевнул. Он вытянулся в кресле в небрежной позе, говорящей о том, что он ничуть не озабочен, ноги он беззаботно закинул на кофейный столик.

– Так ли он был велик, как говорят? – спросил он. Его глаза безостановочно двигались вслед за кружащей над его головой мухой. – Парень из секретной службы, который меня подвез, рассказал, что в воздухе повсюду летали его пальцы и капли крови.

– Это было отвратительно, в самом деле, – сказал Джэй. Этот разговор точно заставил его чувствовать неуютно.

– Он кричал, бьюсь об заклад, – с презрением сказал Блэйз. – Надо было ему взять меня с собой. Я бы связал его сознание, вот как у этой! – Он внезапно выбросил руку и поймал муху в кулак. Джэй слышал, как она жужжит и него между пальцев. – Я бы заставил его распилить самого себя. – Блэйз сжал кулак с мухой. – Вот так бы с ним было, – небрежно произнес он, раскрывая ладонь и глядя на остатки насекомого со странной улыбкой на лице.

Джэю вдруг представилась картина маленького убийцы-горбуна, отрезающего ему пальцы один за другим и напевающего «Я – маленький чайник», в то время как кровь хлещет из обрубков.

– Знаешь, Блэйз, – сказал он, – ты – маленький сукин сын.

Может, это и жестоко. Парень, может быть, в шоке, теряя единственное родное существо, скрывая страх под личиной безразличия и юношеской бравады. Но почему-то Джэй думал, что это не так.

Парень рассматривал его. Из-под вороха взъерошенных красных волос глаза надменно изучали Джэя. Джэй отметил, что они фиолетового цвета, такие темные, что выглядят почти черными.

Под яркими люминесцентными лампами комнаты ожидания госпиталя они смотрелись лужицами фиолетовых чернил.

– Я – не ребенок, – известил Джэя Блэйз. – На Такисе я был бы уже не на женской половине.

– Понимаешь, – сказал Джэй, – как только ты становишься достаточно взрослым, чтобы быть там, тебя выкидывают.

В туннелях было темно, пустынно и очень тихо. Бреннан рассчитывал их найти. Он знал, что полиция держит «Хрустальный дворец» под контролем, но надеялся, что она не знает о построенном Хризалис секретном выходе.

И они тоже. По крайней мере до сих пор казалось, что они тоже. Бреннан оставил отца Сквида в его доме присматривать за спящей Дженифер и спустился под землю в двух кварталах от «Дворца». На Генри-стрит он свернул с главного туннеля в тот, через который он входил во «Дворец» той ночью, когда натолкнулся на Чудо-Юдо в спальне Хризалис.

Здесь, как он помнил, от туннеля отходил короткий отросток, им не исследованный. Он остановился в раздумье, единственным светом здесь был тусклый луч фонарика, который он держал в одной руке. В другой был лук в собранном состоянии.

Он стоял и спорил сам с собой, когда услышал шум впереди в туннеле. Это был негромкий, легкий шум, будто от множества ног, старающихся идти тихо. Он направил луч в темноту без особого результата.

Он не хотел, чтобы свет от фонарика освещал его в темном туннеле, превращая в идеальную мишень, но мысль о том, чтобы выключить его и оказаться в полной темноте, была непереносима.

Он положил фонарик на пол и отступил назад, достал стрелу из колчана и положил ее на тетиву.

Когда он вышел из круга тусклого света фонарика, послышался голос. Ее голос.

– Даниэль, дорогой мой лучник. Ты не должен меня бояться.

Это был голос Хризалис – или ее духа. Это было несомненно.

Двойные двери комнаты ожидания открылись с хлопком.

– Вы – члены семьи? – спросил усталый голос.

Джэй встал.

– Я – друг, – сказал он. Он указал на Блэйза: – Он – внук.

– Внук? – Голос доктора свидетельствовал о замешательстве.

– А, все в порядке, – наконец произнес он. – Я как-то забыл, что пациент старше, чем он выглядит, не так ли?