Аластер Рейнольдс - Пространство Откровения

– Как приятно, что вы обо мне заботитесь.

Все еще не вполне успокоившаяся – возможность того, что товарищи по экипажу задумали какую-то подлость, продолжала казаться весьма вероятной, – Хоури порылась среди своих вещей и нашла термокуртку. Она была изготовлена на корабле и походила на клоунский наряд Садзаки, только Ане почти доставала до колен.

Хоури отвезли в ту часть корабля, которую она не знала совершенно. Пришлось несколько раз пересаживаться с лифта на лифт и ехать по узким пересекающимся тоннелям. Это, как объяснила Вольева, было связано с тем, что вирус разрушил большие участки внутренней транспортной системы. Отсеки, по которым пришлось идти, слегка отличались декором и уровнем технологии, будто вся эта часть корабля была брошена на разных стадиях строительства сотни лет назад. Хоури все еще нервничала, но что-то в поведении Садзаки и Вольевой подсказывало: следует ждать скорее какой-нибудь церемонии посвящения, чем хладнокровного убийства. Больше всего они напоминали пару детей, задумавших шалость, – во всяком случае, ребенка напоминала Вольева, а Садзаки действовал и говорил куда более взвешенно, будто чиновник, выполняющий неприятную, но необходимую обязанность.

– Поскольку теперь ты член нашего коллектива, – сказал он, – настало время чуть больше узнать о ситуации. Может быть, тебе интересна и причина нашего полета к Ресургему.

– Я думала, что торговые интересы…

– Это лишь прикрытие, да и не слишком надежное, говоря откровенно. Ведь Ресургем в экономическом отношении почти ноль. Ничтожный форпост для проведения научных исследований. Купить у нас он почти ничего не может. Конечно, наши данные о Ресургеме изрядно устарели; не исключено, что мы, добравшись туда, займемся и торговлей. Но это далеко не главная причина рейса.

– А какова главная?

Лифт, в котором они спускались, медленно сбрасывал скорость.

– Говорит ли тебе что-нибудь имя Силвест? – спросил Садзаки.

Хоури изо всех сил притворялась, будто для нее это самый обыденный вопрос, а не такой, от которого в мозгу вспыхивает магниевый порошок.

– Еще бы. На Йеллоустоне все знают Силвеста. Для тамошнего населения он почти что бог. Или дьявол. – Она надеялась, что голос звучит нормально. – Хотя… подождите… какого Силвеста вы имеете в виду? Старика, который затеял всю эту чушь с бессмертием? Или его сына?

– Вообще-то, обоих, – ответил Садзаки.

Лифт с лязгом остановился. Когда двери распахнулись, Хоури как будто ударили по лицу мокрой холодной тряпкой. Она с благодарностью вспомнила совет одеться потеплее, хотя это не спасло от леденящего последнего вопроса.

– Дело в том, что они не были настоящими негодяями, – продолжала она. – Лореан, отец старика… он и после смерти почитается за героя, а старик… Как же его звали?

– Кэлвин.

– Точно. Даже после того, как он погубил всех этих людей… Потом был еще его сын Дэн. Он пытался исправить причиненное отцом зло с помощью затворников. – Хоури дернула плечом. – Меня там, конечно, не было в те времена. Я знаю лишь то, что говорят люди.

Садзаки вел женщин коридорами, залитыми мрачным серо-зеленым светом. Огромные крысы – наверное, мутанты – мчались прочь, заслышав приближающиеся шаги. Потом было место, чем-то напоминавшее трахею дифтерийного больного, – коридорчик, заполненный желеобразной грязной массой искусственного льда, пронизанный венами трубопроводов и кабелей, скользкий от чего-то похожего на человеческую харкотину. Вольева называла это корабельной слизью – органическое вещество было вызвано к жизни неполадками системы регенерации в прилегающих отсеках корабля.

Хоури слизь была нипочем, чего нельзя сказать о холоде.

– Роль Силвестов в нашем деле весьма сложна, – сказал ей Садзаки. – Чтобы объяснить ее подробно, потребуется время. А сейчас я хочу познакомить тебя с капитаном.

Силвест все осмотрел лично, проверяя, не забыто ли что-нибудь серьезное. Удовлетворенный, он выключил изображение и присоединился к Жирардо в прихожей сборного домика. Музыка взлетела крещендо, а затем упала до почти невнятного бормотания. Изменилось освещение, голоса присутствующих понизились до шепота.

Силвест и Жирардо вышли на яркий свет, в басовое гудение орга́на. Извилистая дорожка вела к центральному храму, застеленному коврами ради торжественного случая. Дорогу окаймляли деревья с колокольчиками, накрытые защитными куполами из прозрачного пластика. Эти звенящие деревья представляли собой веретенообразные скульптуры, чьи многочисленные «руки» заканчивались кривыми разноцветными зеркалами. Когда-то они звенели и меняли свою конфигурацию, повинуясь древнему часовому механизму, скрытому в пьедестале. Сейчас ученые склонялись к выводу, что деревья – часть сигнальной системы, охватывавшей весь город.

Орган зазвучал громче, когда Силвест и Жирардо вступили в храм. Его яйцеобразный купол украшали пластины тщательно обработанного цветного стекла, похожие на огромные цветочные лепестки.

Они чудесным образом уцелели, несмотря на коварное воздействие времени и силы тяжести. Проникавшие сквозь них лучи, казалось, пронизывали весь храм успокаивающим розовым сиянием. Центральную часть огромного зала занимало основание шпиля, поднимавшегося над храмом. Оно было высоким и толстым, как ствол секвойи. Скамьи для сотни наиболее знатных жителей Кювье веером расходились от этого гигантского ствола.

Силвест обвел взглядом зрителей, треть которых ему была хорошо знакома, а процентов десять составляли его друзья и соратники. Зрители были одеты тепло, по-зим нему, в меха. Силвест узнал Жанекена с его серебристо-белой козлиной бородкой и белыми волосами, водопадом сбегающими с боков почти лысого черепа. Он стал еще больше похож на старую обезьяну.

Некоторые из птиц Жанекена тоже присутствовали в зале – их выпустили из дюжины бамбуковых клеток. Силвесту пришлось признать, что Жанекен вывел точные копии павлинов, вплоть до гребешков на головах и ярких бирюзовых плюмажей. Их создали из кур путем сложнейших манипуляций с генами.

Аудитория, почти не знакомая с работой Жанекена, громко аплодировала. Жанекен же краснел, отчего кожа его лица уподоблялась окровавленному снегу, – и готов был от смущения навсегда утонуть в своей парчовой, с меховым подбоем куртке.

Жирардо и Силвест подошли к прочному столу, на который было направлено внимание всей аудитории. Стол был древний – вырезанный на нем орел и латинские письмена восходили к временам первых американских поселенцев на Йеллоустоне. На углах виднелись сколы. На столе стоял мореного красного дерева ящик с крышкой, запертый на золотые изящные защелки старинной работы.