Джеймс Фрей - Вызов

– Космонавт посещает голых людей, – бормочет Эшлинг. У этих 12-ти – ненормально большие гениталии. Эшлинг сразу это заметила, и ей пришлось научиться отводить глаза, иначе не удалось бы войти в медитацию. Шестеро мужчин. Шесть женщин. У всех – мечи или копья. Все – воины. У всех, кроме одного, раскрыты рты – в песне, крике или вопле. Единственная фигура с закрытым ртом – женщина – стоит в центре круга. Она держит какой-то круглый предмет. Диск. Похоже, она, пытается засунуть этот диск в камень или какое-то возвышение на земле. Или, наоборот, вытащить.

Диск. Как тот, что был у кеплера 22b.

Над 13-й фигурой – той, что в шлеме, – над этим гостем из космоса, над этим Создателем, в небе горит огромный красный шар.

А внизу, под ними всеми, – только черный провал. Кажется, будто эти 12 медленно тонут в темноте. Но, возможно, это просто тени от костерка.

В пещере есть еще один рисунок. На него Эшлинг тоже уже медитировала, но без толку. Женщина с первого рисунка, та, что с диском, стоит в маленькой овальной лодке. Лодка словно высечена из камня, и Эшлинг гадает, почему она не тонет. Возможно, дикарь, нарисовавший ее столько тысячелетий назад, просто ни черта не знал о мореплавании.

Как бы то ни было, женщину в лодочке несет течением по бескрайнему океану. Ее лицо безмятежно, и Эшлинг не понимает почему. Это путешествие, на первый взгляд, не из приятных: океан испаряется – или, возможно, дымится, – а на поверхности плавает мертвая рыба. Но женщину, похоже, ничуть это не беспокоит. Она сжимает диск в руках и плывет по течению.

По непонятным причинам эта женщина с диском напоминает Эшлинг немую девочку. Тиёко. Игрока My.

Может быть, диск у нее? Может быть, кеплер 22b дал его ей?

Или этот диск – у кого-то другого?

А девочка из рода My гонится за тем, кому он достался?

Огонь потрескивает, кролик жарится.

Эшлинг дышит, сосредоточившись на воздухе, проходящем через ноздри. Терпеливо ждет откровения.

Будь что будет.

Ирак, Мосул, Ан-Наби Юнус, гараж Ренцо

«Пежо-307» готов. Утром Сара и Яго покинут Мосул. Сейчас они сидят на противоположных концах дивана. Телевизор выключен.

С тех пор как они проснулись на диване бок о бок, они едва обменялись парой слов. Во сне они переплелись руками и ногами. Как к этому относиться, они не понимают. Иногда Яго кажется, что для Сары он уже не просто временный союзник. Нечто большее. Он ловит себя на том, что думает о ней как о хорошенькой американской туристке, которую он с удовольствием пригласил бы на танцы, на пляж или к себе в постель, – и мысленно дает себе пощечину. Она не из тех глупышек – она хороша, спору нет, но еще опасна и хитра. Сейчас они вместе, но когда Последняя Игра подойдет к концу, остаться вместе они не смогут. Победитель может быть только один – если, конечно, они не сумеют каким-то образом обойти правила.

Но до этого еще далеко, а пока Яго не может сказать, играет ли она с ним или это все по-честному. Но, так или иначе, он хочет ее все сильнее. Сара колеблется: она то хочет, то не хочет Яго. Она вспоминает речь, с которой выступала на своем злополучном выпускном. И она не уверена, что счастье повысит ее шансы на победу в Последней Игре. Она боится отчаяния, боится горя; но больше всего на свете она боится остаться одной. Она уже потеряла Тейта. И Кристофера. И Рину. Яго уже стал ей другом. Если он станет чем-то большим, это всё осложнит, но и сделает ее счастливой. И все же – счастье не поможет ей победить в Последней Игре. А по большому счету только это и важно – победить.

«Я счастливая и способная, потому что разрешаю себе быть счастливой», – сказала она своим одноклассникам.

Какая глупость.

Какая наивность.

Яго читает инструкцию к 307-му и делает вид, что не обращает на Сару внимания. Она поворачивается к нему, отрываясь от местного модного журнала, который отыскался среди вещей Ренцо:

– Яго?

– А?

– Как ты жил раньше, до того, как это все началось?

Этот вопрос застает его врасплох. Яго откладывает инструкцию:

– Какая разница?

Бросив на него игривый взгляд, Сара мгновенно понимает, что он не хочет откровенничать. Ну, ничего. Она начнет первой.

– Я уже говорила, что жила нормальной жизнью. Ходила в обычную школу с обычными ребятами.

– Угу, – подхватывает Яго, взмахнув рукой. – Ты уже говорила. И у тебя был обычный, нормальный парень.

– Ну да, – кивает Сара и быстро меняет тему. – Мой отец – адвокат, а мать работает в департаменте озеленения.

Яго смеется:

– Ты шутишь?

Сара поднимает бровь, не понимая, что тут смешного:

– Нет. А что?

– Это… как это по-английски, а? Так просто и мило.

Причудливо. Странно. Странная жизнь для бывших Игроков.

– Почему? Чем занимаются твои родители?

– Возглавляют большую преступную группировку. Мафию. Управляют городом.

– О-о.

– Ты все еще мыслишь категориями нормальной жизни, Сара Алопай, – говорит Яго, глядя ей прямо в глаза. – Как будто мы можем к этому вернуться. Как будто мы вообще когда-то должны были подчиняться обычным правилам. Мы – не обычные люди, и рождены мы не от обычных людей. Мы особенные.

Сара точно знает, кто они такие.

Убийцы.

Ловкачи.

Разгадчики загадок.

Шпионы.

Яго касается кончиками пальцев ее руки. Сара не отодвигается.

– Правила – не для нас, – говорит он.

«Он прав», – думает Сара. И в этот момент она понимает, почему с Яго – там, в туалетной кабинке, – ей было куда уютнее, чем с Кристофером. Это потому, что Яго такой же, как она. Они с ним похожи, – похожи в том, чего Кристоферу никогда не понять. При мысли о Кристофере – милом, нормальном парне, которого она бросила, – Саре становится не по себе. Но прямо сейчас Сара Алопай не хочет ничего нормального. Она хочет Яго.

– А теперь ты собираешься скормить мне пару фраз о грядущем конце света? – спрашивает она низким, соблазнительным голосом.

– Это сработает? – осведомляется Яго.

– Не трудись, – отвечает она и, потянувшись к нему, нежно пробегает пальцами по шраму на шее. Яго улыбается, и инструкция к «307-му» падает на пол. Яго наклоняется к Саре через диван и заключает ее в объятия.

– Надеюсь, это не часть Игры, – шепчет он.

– Это по-настоящему, Яго.

В глубине души Сара надеется, что это неправда. Что это просто какой-то дикий подростковый каприз и она вовсе не влюбляется в Яго на самом деле. Влюбиться в соперника – что может быть хуже? Но потом они целуются.

И целуются.

И целуются.