Грег Иган - Отчаяние

В гостинице, поднимаясь по лестнице в свой номер, я спросил Сизифа:

– Можешь назвать группу политических активистов – сокращенно АК, – которую заинтересовал бы переезд Мосалы в Безгосударство?

– Нет.

– Попробуй! А – анархия…

– В названиях двух тысяч семидесяти трех организаций фигурирует слово «анархия» и его производные, но все они состоят более чем из двух слов.

– Ладно.

Может быть, АК – сокращение от сокращения. Однако, если верить Манро, ни один серьезный анархист не воспользуется А-словом.

Я попробовал зайти с другой стороны.

– Пусть А означает африканская, К – культура… при любом количестве слов?

– Двести семь вариантов.

Я прокрутил весь список. Ни одно название не сокращалось до АК. Впрочем, я наткнулся на знакомую аббревиатуру, она прозвучала на утренней пресс-конференции. Я вызвал аудиозапись:

«Уильям Савимби, „Протей-информейшн“. Вы одобряете конвергенцию идей вне зависимости от исходных культур. Правда ли, что Панафриканский фронт культурного спасения угрожал вам смертью, после того как вы публично объявили, что не считаете себя африканкой?»

Мосала объяснилась, но не ответила на вопрос. Если такое высказывание навлекло на нее угрозу смерти, то чем обернется слух об «измене» – пусть даже беспочвенный?

Трудно сказать. Про африканскую культурную политику я знал даже меньше, чем про ВТМ. Мосала – не первый известный ученый, уезжающий из страны, но, вероятно, самый знаменитый; и первый, кто переселится в Безгосударство. Одно дело – позариться на деньги и престиж работы в учреждении мирового класса, другое – эмигрировать в Безгосударство, которое ничего предложить не может. Это уже можно толковать как сознательный отказ от национальности.

Я помедлил на площадке и уставился в бесполезную электронную титьку.

– АК? Ортодоксальные АК?

Сизифпромолчал. Кто бы они ни были, Сара Найт их отыскала. Всякий раз при мысли о Саре у меня начинало сосать под ложечкой. Какой же я подлец! Очевидно, что она готовилась кропотливо, изучала все, что имеет отношение к Мосале; а после политики, где в сетях одна ложь, она, вероятно, обошла всех и с каждым поговорила лично. Кто-то по секрету рассказал ей о слухах и навел на след, распутывая который, Сара вышла на Кувале. Я украл проект, поехал неподготовленным и теперь не разберусь: то ли я снимаю документальный фильм про преследуемую анархистку-физика, то ли мне мерещатся ужасы и единственное, что грозит Мосале в Безгосударстве, это поддаться на провокацию и слегка уколоть Дженет Уолш.

Я велел Гермесуобзвонить все гостиницы на острове и узнать, не остановился/остановилась ли там Акили Кувале.

Безрезультатно.

В комнате я включил оконную звукоизоляцию и попытался настроиться на рабочий лад. На следующее утро предстояло снимать лекцию Элен У, главной из тех, кто видит в рассуждениях Мосалы порочный круг. Пока Манро не увлек меня смотреть подземных ныряльщиков, я собирался весь вечер читать статьи У, теперь надо наверстывать.

Прежде, однако…

Я проглядел все доступные базы данных (не прибегая к помощи Сизифа,что заняло втрое больше времени). Панафриканский фронт культурного спасения оказался движением, объединяющим пятьдесят семь радикально настроенных традиционалистских групп из двадцати семи стран, с советом представителей, который собирается раз в год, определяет стратегию и принимает воззвания. ПАФКС возник двадцать лет назад на волне возрождения традиционалистских споров, когда многие ученые и политики, особенно в Центральной Африке, заговорили о необходимости «восстановить преемственность» с доколониальным прошлым. Политические и культурные течения прошлого века, от негритюда Сенгора и «аутентичности» Мобуту до Черного сознания [6]во всех его проявлениях, были объявлены продажными, ассимиляционистскими или чересчур озабоченными откликом на колониализм и западное влияние. Правильный ответ на колониализм – по мнению самых горластых идеологов – полностью выбросить его из истории, вести себя так, будто его не было.

ПАФКС олицетворяет собой крайнее проявление этой философии, его сторонники заняли бескомпромиссную и далеко не популярную точку зрения. Ислам для них – навязанная религия, в точности как христианство и синкретизм. Они против прививок, биоинженерных культур, электронной связи. Если бы они просто требовали отказаться от чужеродных (или местных, но недостаточно древних) влияний, им не так просто было бы выделиться. Многие из их лозунгов – более широкое официальное использование местных языков, большая поддержка национальных культурных форм – стоят в программах многих правительств или лоббируются с другой стороны. Главный смысл ПАФКС в том, чтобы быть святее Папы. Когда самую действенную вакцину от малярии производят в Найроби (отталкиваясь от исследований, проведенных в известной империалистической сверхдержаве Колумбии), клеймить ее использование как «предательство традиций исконного целительства» – чисто фундаменталистское извращение.

Если Вайолет Мосала эмигрирует в Безгосударство, им следует вздохнуть с облегчением. Наверняка ею восхищается половина континента, однако для ПАФКС она всего лишь отступница. Никаких упоминаний об угрозах я не нашел, так что Савимби, вероятно, высосал их из пальца; вполне вероятно, всего-то и было, скажем, что анонимный звонок в его офис.

Тем не менее я продолжал копать. Может быть, загадочные единомышленники Кувале обнаружатся по другую сторону баррикад? Противников у ПАФКС хватало – от более умеренных традиционалистов, профессиональных объединений и плюралистских организаций до так называемых технолибераторов.

Даже если бы совпали буквы, трудно представить, как член Африканского союза за развитие науки хватает за шиворот журналиста и просит поработать неофициальным телохранителем у прославленного ученого. Африканская плюралистская лига организует по всему миру студенческие обмены, выступления театральных и танцевальных коллективов, реальные и сетевые выставки, активно борется против культурного изоляционизма, дискриминации этнических, религиозных и социальных меньшинств, так что вряд ли у нее есть время тревожиться о Вайолет Мосале.

Слово «технолиберация» создал покойный Мутеба Казади, чтобы обозначить и усиление человека с помощью технологии, и освобождение самой технологии от ограничений собственности. Мутеба был электронщик, поэт, популяризатор – и министр развития Заира в конце тридцатых. Я прослушал несколько его речей: страстные призывы «поставить знание на службу свободе». Он требовал прекратить патентование биоинженерных культур, перейти к общественной собственности на средства связи и обеспечить неограниченный доступ к научной информации, причем не только отстаивал полезность «биологического освобождения» (хотя Заир никогда не занимался пиратством и не выращивал ворованных растений), но и убеждал в необходимости долговременного участия Африки во всех фундаментальных научных исследованиях. Это тем более удивительно для эпохи, когда такие взгляды были непопулярны в богатейших странах и немыслимы в контексте первоочередных задач его собственного правительства.